Максом все легко, естественно, и я просто искренне смеюсь.
Билл сказала бы, что это свидание. Она постоянно пыталась меня с кем-то познакомить, хотела отвлечь и заставить «посмотреть на этого идиота объективно».
—
— Итак, — Макс откидывается назад, — расскажи мне все.
И я рассказываю. О встрече с Сальваторе в Овальном саду. О том, как Вивьен отправилась к доктору, о таблетках, которые привезли раньше. О ключе от всех дверей, оказавшемся именно там, где он и сказал, — в камине бального зала, о том, как я открыла дверь на чердак. О найденной там записке. О дневнике Вивьен. Почему-то я не рассказываю о привидении у фонтана, отчасти потому, что сама не уверена в том, что видела, отчасти потому, что это звучит так неправдоподобно, что он может засомневаться в правдивости и всего остального. На самом деле я избегаю любых упоминаний о фонтане. Не могу даже произнести это слово. Оно под запретом.
— А в дневнике было что-то о Лили? — спрашивает он.
— Я прочла только эту запись.
Макс наклоняется ко мне:
— Нам нужно заполучить его.
— Но это слишком рискованно. Правда, Макс, меня очень испугали слова Сальваторе. Да и все это меня пугает. Я, кажется, схожу с ума.
— Это он сошел с ума.
— Откуда нам знать? — хмурюсь я. — Адалина сказала, что он не в своем уме, но это звучало так… будто она хотела, чтобы я игнорировала его. Как будто придумывала алиби для себя. Она сказала, что он свихнулся много лет назад. Хотя Сальваторе и напугал меня, он кажется самым честным человеком в Барбароссе.
— А ты так и не видела Вивьен?
— Только мельком. На заднем сиденье машины. Я уверена, что она наблюдала за мной не раз. И я практически уверена, что она была на чердаке — я слышала. Но нет — лицом к лицу я с ней не встречалась.
— Это странно.
— Еще как. Даже если бы я захотела передать ей послание от Лили, Адалина не пропустила бы меня.
Я пересказываю Максу подслушанный мной разговор, в котором Вивьен убеждала Адалину, что я похожа на кого-то.
— Кого они имели в виду?
— Не знаю. Но это должно быть связано, ты так не думаешь? То, что свело с ума Сальваторе, и извинения твоей тети?
Макс пожимает плечами:
— Не исключено.
Я роюсь в сумке и достаю каракули с чердака.
— Ничего себе, — говорит он.
— Как думаешь, кто это написал?
Он выдыхает.
— Наверное, это муж, Джио, — отвечаю я сама себе. — Точнее, это о нем.
—
— Кажется, ты недоговариваешь.
Макс отставляет кофе и собирается налить чего-то покрепче. На столе появляется бутылка граппы и два стакана. Он наполняет их и какое-то время молчит.
— Лили упоминала о сестре, — говорит он, — Изабелле. Она доставляла Вивьен много горя. Они готовы были вцепиться друг другу в горло.
— Это объясняет запись в дневнике.
— Пожалуй. Но это что, значит, у нее было что-то с собственным братом?
Мне не хочется думать об этом, но не получается.
— Лили больше ничего не говорила?
— Я спрашивал, но она твердила, что у Вивьен есть право на неприкосновенность личной жизни.
— Это значит, если они были близки… — я задумываюсь. В основном о фонтане и о женщине, которая, по словам Сальваторе, мылась в нем. Он говорил об Изабелле? Вивьен? Может, Лили? При чем здесь вода?
Мы говорим до глубокой ночи. Я давно не напивалась вот так, махнув на все рукой. В последний раз с Билл спустя пару дней после самоубийства