— Мы скажем ей? — спросила Белла.
Вивьен переводила взгляд с одного на другого, не в состоянии говорить. Голос Изабеллы был живой, пульсирующий. Последовавшая тишина была настолько долгой, что Вивьен засомневалась, не померещилось ли ей. Но один короткий взгляд на Изабеллу доказал: не померещилось. Золовка улыбалась, и в этой улыбке было такое тонкое самодовольство, что стало понятно: Джио его не увидит. Она облизывала губы, как будто оттачивая кинжал, годами без дела пролежавший в сундуке и припавший пылью.
— Скажете мне что? — прошептала Вивьен.
Она хотела услышать голос Изабеллы снова, хотя и боялась. Он звучал выше, чем в воображении Вивьен, мягче, жизнерадостнее, как будто говорила девочка вдвое младше самой Изабеллы. Он звучал молодо, по-детски, — так столовое серебро, которое долго не доставали из шкафа, сохраняет блеск.
— Джио?.. — Вивьен повернулась к мужу, но тот молчал. По выражению его лица и опущенным глазам, в которых читался стыд предателя, она поняла, что для него способность Изабеллы говорить не стала сюрпризом. Вивьен была права. Они говорили.
— Белла, — наконец произнес он, резко подняв голову, — ты не оставишь нас?
Изабелла поглядела на него заговорщически, прежде чем уйти.
Это было как гром среди ясного неба. Она не сводила с мужа глаз.
Он отвел ее в гостиную, чтобы она могла сесть. Ей казалась забавной мысль, как много людей узнавали плохие новости сразу после фразы:
— Полагаю, тебе нужно объяснение.
Впервые Вивьен испытала неприязнь к мужу. Раньше она злилась на него, не соглашалась с ним, но никогда его не презирала. Почему он не стоял перед ней на коленях, держа за руки и умоляя принять отвратительную правду, которую он собирался открыть? Почему вместо этого смотрел в пол?
— Как давно это продолжается? — Она не знала, что именно имеет в виду. Казалось, будто речь идет о супружеской измене, как бы абсурдно это ни звучало. — Как давно она говорит?
Его взгляд вспыхнул и погас. Он собирается соврать? Или нет?
— Год после того, как мы сюда приехали, или около того.
Вивьен сглотнула. Все это время… Пять лет… Это было хуже измены. Если бы Джио пришел и сообщил, что у него есть другая, одна из увешанных бриллиантами светских львиц, которые не пропускали ни одной вечеринки в Барбароссе, рана не могла бы быть столь же глубокой. Все время, что они провели здесь, сидя за обеденным столом в тишине, когда слова Вивьен оставались втуне, Джио притворялся, что молчание Изабеллы предназначено не Вивьен одной. Это было предательство, болезненное, как удар ножа. Она не могла его вынести.
— …
— Я могу объяснить. Это непросто.
— А мне кажется, все довольно просто, Джио, — глухо сказала она. — Ты врал мне пять лет. Вы с сестрой вели тайные беседы, выставляли меня дурой, смеялись надо мной.
— Нет, — возразил он, — все было не так.
— Нет? Даже тогда, когда вы шептались в коридорах и прятались наверху? Что за секреты, Джио? Зачем они? Скажи сейчас или я уйду и заберу с собой твоего ребенка. Серьезно. Я не могу оставаться с тем, кто способен на такое.
Джио запустил руку в свои густые черные волосы. Как же она любила его руки! И этими руками он разбил ей сердце.
— Мы думали, что так будет безопаснее, — торопливо объяснил он. — Не мы с Беллой — это было не наше решение. Это работа. Они запретили мне. Пока мы не будем уверены.
— Я не понимаю, Джио. Объясни.
В окна застучал дождь. Комната погрузилась в темноту. Джио выглядел уставшим. Это не была усталость после бессонной ночи, она копилась годами, но только сейчас он поддался.
— Я приехал в Италию, чтобы продолжить работу своего дяди. То, чем занимался Динаполи, было… спорным, мягко говоря. Я обязан был подписать соглашение о конфиденциальности, прости,
