«Таня, почему ты споришь со мной, с коллективом? – Напускная ласка мигом испарилась. – Ты противопоставляешь себя своим товарищам, это неправильно. Коллектив всегда прав».
Менторские нотки в голосе воспитательницы подталкивают девочку к согласию и покорности – нельзя спорить с воспитательницей, когда она говорит таким тоном. Девочка молчит, зажмуривается. На глазах у нее проступают слезы, она закусывает губу. Девочка неожиданно убегает из комнаты. Запись кончается.
– Да, экземпляр еще тот! – протянул Иван Никодимович.
– Психотип 4В по классификации профессора Гальперина, – услужливо отчеканила Наталья Петровна. – Достаточно редко встречается, но обычно доставляет много хлопот. Историк Гумилев называл подобный тип поведения особей «пассионарным». Но нам впервые удалось выявить его в столь раннем возрасте и исследовать его в лабораторных условиях так долго. Правда, окончательно убедились мы в том, что номер четырнадцать – носитель психотипа 4В, лишь после ее гибели. – Одновременно Наталья Петровна меняла катушки в проекторе. – Вот еще одна запись. Совсем свежая. Мы применили гипноз к испытуемому номер двадцать два, который действовал под управлением четырнадцатой, и вот что мы услышали…
Она вновь нажала «пуск», и на экране появилась больничная палата с лежащим на кушетке мальчиком с закрытыми глазами. Над ним нависал субъект в мятом, заляпанном чем-то белом халате, с гривой седых волос, а в дальнем углу стояли директор и воспитательница.
Иван Никодимович что-то размашисто записывал в блокнот. Украдкой бросив взгляд, Наталья Петровна смогла прочесть: «Несмотря на возраст пятнадцать лет, за счет выражения лица, движений, поведения испытуемому нельзя дать больше десяти, хотя физическая форма развития соответствует пятнадцати годам».
Субъект поворачивается к наблюдающим за ним и поясняет, что мальчик в трансе и сейчас воспроизведет свой разговор с номером четырнадцать, состоявшийся непосредственно перед попыткой побега.
«Начинай, Вася». Бас субъекта глубокий, утробный, исходит, кажется, из самых его глубин.
«Вася, помнишь, рассказ нам читали, – тоненький голосок бойко звенит, сразу ясно, что это Маша. – Там Ленин к детям на елку приезжал!»
«Ну да, помню», – медленный, тянущий гласные голос, понятно, что это уже сам Вася.
«А елка когда бывает?» Мимика лежащего в трансе мальчика снова неуловимо меняется, и становится ясно, что это снова говорит Маша.
«На Новый год?» Вася знает ответ, но он не уверен. Он всегда не уверен, даже когда точно знает.
«Правильно, Вася! А Новый год когда бывает?»
«Зимой?»
«Да, Вася! Зимой!» – радуется Маша Васиной сообразительности. – А у нас зима, давно уже зима! А ты елку или Новый год помнишь?»
«Не-е-ет», – тянет Вася.
«Вот и я нет!»
«Машк, ну, может, он еще не наступил? Вот вернутся родители – и тогда будет Новый год».
«Вася… – Голос Маши вмиг становится очень грустным. – Они не вернутся…»
«Тихо, Машка. – Он испуган. – Воспитательница услышит, снова будем целый день в углу из-за тебя стоять или вообще спать в чулане положат…»
«Вась… Вот мой рисунок поля. Посмотри, какое оно большое. Каждый день я рисую по одной травинке, и их целое поле. А нас не забирают, и зима не кончается. Вася, нас обманывают… Мы тут много лет, мы уже почти взрослые…»
«Все ты врешь и придумываешь, Машка! – Вася полон раздражения, он сердится. – Какие мы взрослые, родители скоро вернутся из командировки и нас заберут. Лето будет, и нас заберут!»
«Вася, а ты помнишь лето?» – интонации Маши грустные и печальные.
«Не-е-ет», – обычная неуверенность вновь приходит на смену раздражению.
«Вот и я не помню… Может, лето уже и было, и не один раз, а много!» Она почти кричала.
На этой фразе Вася неожиданно открывает глаза, начинает дрожать, забивается в угол. В кадре появляется медсестра и делает судорожно отмахивающемуся мальчику какой-то укол. Запись заканчивается.
Наталья Петровна включила свет и, не садясь, замерла у стены. Достала зачем-то карандаш и принялась катать его между пальцами. Повисла тишина. Наконец женщина решилась и нарушила молчание робким заискивающим вопросом:
– Товарищ Павлов, а что с нами теперь будет?
– Будет… – Опытный аппаратчик сделал многозначительную паузу, протер очки, вновь водрузил их на нас и продолжил преувеличенно бодро: – Вас, товарищ Романенко, наградят орденом Трудового Красного Знамени за ваш вклад в науку и серию статей и монографий для служебного пользования. Начальнику медсанчасти объявим выговор с занесением – проморгал бронхит с осложнениями у испытуемой, приведший к летальному исходу. Халатность налицо! Ну а вашу группу передадим в Киевский институт мозга, там сейчас один любопытный проект намечается, и партия испытуемых tabula rasa им очень поможет. После этого инцидента здесь вы вряд ли бы смогли продолжать по-прежнему. Да и по совести говоря, ресурс и потенциал испытуемых в рамках этого проекта уже исчерпан. Над версией событий для испытуемых мы еще поработаем, а в Киеве их ждет увлекательнейшая работа. – Иван Никодимович
