В городе люди его побаивались и даже старались лишний раз не то что не заговаривать, но и не сталкиваться с ним на одной стороне улицы. А может, причиной тому служила его привычка постоянно жевать чеснок, что ввергало в отчаяние его немногочисленных собеседников? Хотя какая разница, важно лишь, что в Карловитце многие его избегали. Многие, но не все.
– Загробные муки или воскресение? Вы уверены в своей участи? – говорил Юрген медленно, глухим с хрипотцой голосом, с едва уловимым странным акцентом, который никто не мог в точности опознать. Теснящиеся вокруг грубо сколоченного стола гости глухо зашептались, переглядываясь, однако Похоронщик призвал их к тишине едва заметным движением указательного пальца. – Здесь, на клочке земли, что служит последним пристанищем многим карловчанам, – продолжил он, вытягивая слова на нездешний манер, – где грунт наполнен костями тех, кто еще недавно был среди нас, особенно остро осознаешь суетность и краткосрочность земной жизни. Когда ваша плоть разложится и станет пищей червей, каждый из вас получит воздаяние по грехам своим. Не лучше ли уже сейчас порадеть за свое будущее и обеспечить себе лучшую участь, заручившись поддержкой одного из князей нашей Церкви? Заупокойная месса, отслуженная епископом, значительно облегчит участь любого томящегося в чистилище в ожидании Страшного суда…
– Погоди, Юрген, – перебил оратора краснолицый колбасник с носом картошкой и пушистыми неопрятными бакенбардами, с грохотом поднявшись из-за стола, – ты что, в проповедники записался? Я под вечер оставил семью, поверил, что тут у тебя и вправду что-то серьезное, притащился к тебе на этакую кручу, вместо того чтобы пропустить кружечку-другую в харчевне, и что же? Я от тебя слышу то же, что на мессе в церкви по воскресеньям? Давай, излагай уже суть, или я пошел домой. – Он грузно опустился на свое место и с вызовом уставился на Юргена.
Его поддержал востроглазый старик с острым, выпирающим кадыком, который ехидно просипел:
– Что, Похоронщик, епископом решил стать? Говоришь точь-в-точь как он, да не так складно у тебя выходит, – и захихикал, мелко-мелко подрагивая всем телом.
Несколько человек издали пару жиденьких смешков вслед за ехидным стариком. В этот миг сильный порыв ветра распахнул скрипучее окно и задул зашипевшие масляные светильники. Комната погрузилась во тьму. Тут же раздался слабый писк и едва заметные светящиеся точки замельтешили под потолком.
Юрген споро запалил свечу и, подняв ее вверх, осветил каморку. В тусклом неверном свете стали видны десятки летучих мышей, влетавших сквозь окно, а часть их уже устроилась на стропилах под потолком. Издав утробный рык и схватив стоявшую в углу метлу, старый Похоронщик впал в неистовство. Он вскарабкался на стол и принялся орудовать метлой как копьем, приговаривая сквозь одышку:
– Это их происки! Чувствуют, что близка их погибель! Vade retro![6]
Спустя короткое время пол хижины покрылся изломанными тельцами ночных существ, а Юрген, тяжело дыша, занял свое место во главе стола, вокруг которого сжались присмиревшие гости.
– Конец времен близок! – Юрген был взлохмачен, а его глаза сияли безумным огнем. – Помните черную чуму? Это было наказание по грехам нашим, но навели ее на нас проклятые ведьмы!
– Да убережет нас святой Рох, – хором прошептали две пожилые иссушенные девы в чепцах.
– К этим колдуньям нужно быть беспощадными, сжечь их всех до единой! – Юрген в сердцах пнул тельце одной из павших летучих мышей. – А без нас герру Ульриху и епископу Нидеру никак не справиться. Герр Ульрих прямо так и сказал! Особенно внимательным нужно быть к пришлым. – Только тут все заметили, что за столом сидят лишь швабы. – Их уже больше, чем нас, в окрестных селах, да и в самом городе их число растет, с юга приходят все новые их беглецы из-под власти султана. Вера их хоть и похожа на нашу, но лукава и искаженна, оттого ведьм и еретиков среди них куда больше, чем среди коренных наших людей. К тому же не помешает нам и то имущество, и земля, что принадлежат нам по праву, а чужаки завладели ими обманом и хитростью. Все это святая инквизиция конфискует у еретиков и передаст нашему Комитету ведьм, ежели мы поможем изловить их побольше. Так что порешим? Поможем епископу и Церкви, учредим комитет?
В ответ раздались топот ног, грохот ладоней о стол и одобрительное уханье.
Сцепив пальцы на животе, Юрген удовлетворенно пробурчал:
– Я так и думал.
После короткого обсуждения мелких рабочих моментов Похоронщик решительным движением снял со стены лопату и вышел наружу, остальные гуськом потянулись за ним. Он привел их к свежевырытой могиле, рядом с которой стоял сосновый гроб, выкрашенный темно-бордовой краской. Первым в него, кряхтя, улегся крепкий детина со слипшимися от пота на лбу волосами, подмастерье из бочарного цеха с одноименной улицы.
Юрген удовлетворенно кивнул, оценив его смелость, прошептал пару напутственных слов на ухо и захлопнул крышку, оставив вмиг струхнувшего паренька в густой всепоглощающей тьме. Спустив совместными усилиями гроб в могилу, Юрген взмахом руки приказал оставить широкие сыромятные ремни, пропущенные под гробом, на месте и крепко закрепить концы. Сам же принялся сноровистыми движениями лопаты закидывать могилу комьями земли. Когда крышка гроба скрылась под полуметровым слоем грунта, он остановился, не доведя дело до конца, а пять минут спустя принялся откапывать обратно. Когда гроб подняли и открыли, подмастерье с Бочарной улицы с выпученными глазами хлопал ртом как рыба, выброшенная на берег.
Присев на одно колено, Похоронщик положил руку ему на лоб и продекламировал глухим голосом:
– Погружаясь во мрак изначальной тайны, ты искореняешь собственную волю и растворяешься во всеединстве. Отрекись от себя и отстань от всего
