– Не бойся. Просто Локи понимает тебя. Это называется одиночество. – Сунчица потрепала волка за холку и, присев, обняла его. – Когда-то я нашла его в лесу, он был маленьким брошенным щенком. И очень грустил.
Тилль приподнялся на подушках:
– Спасибо за кров, добрая хозяйка, но мне нужно идти в… – Он запнулся, потому что, куда ему было нужно, он не придумал, идти ему было некуда, но мешочек с талерами позволил бы устроиться в любом месте.
– Боюсь, Тилль, тебе придется задержаться. – Сунчица отошла к большому столу у окна. – Ночью был снегопад, все тропы полностью завалило, началась зима. Вряд ли ты сможешь выбраться до весны из Черного леса. Мне жаль, но, видимо, тебе придется воспользоваться моим гостеприимством, к тому же ты еще очень слаб и пока не сможешь даже встать с кровати. – Она взяла со стола большую, загодя приготовленную кружку и подала ее Тиллю. – Вот, выпей отвар из весенних трав. Мой собственный рецепт. Это поможет тебе набраться сил.
Тилль отхлебнул, не почувствовал вкуса, выпил до дна и быстро уснул. Так минуло пять дней, но лучше ему не становилось, и силы к нему не возвращались. Он спал и спал. Ни отвары из трав, ни целебные настои, ни даже снадобье из корней мандрагоры – ничего не помогало. Он просто спал почти постоянно, не разговаривал, все вокруг него было хмурым, и это уныние постепенно поражало весь дом, он начинал терять свою жизнь и свой цвет и начал сереть. Тилль так замерз, что покрылись льдом даже его глаза, его покинули обоняние и вкус, он перестал различать цвета, хоть и раньше был изрядно слаб в этом – в сумраке подземелий немногословных гномов все это излишне.
Тогда Сунчица решила посмотреть, что же там во сне так его держит. Может, его сны такие яркие, что это они не отпускают его обратно в наш мир? Из тайника под полом она достала свою самую большую ценность – гримуар, бережно обернутый в несколько слоев красной бархатной ткани. Она развернула фолиант и провела по нему ладонью. В тяжелом кожаном переплете, с окованными углами и массивной застежкой, он достался ей по наследству. Написанный где-то на берегу теплого Ядрана глаголицей, чьи буквы напоминали древние руны, он переходил из поколения в поколение, пока, наконец, не попал в руки Сунчицы, доставшись от бабушки. Из-за него же пришлось покинуть родной край и перебраться на север, тут в лесной глуши нет посторонних глаз, наполненных страхом при виде всего им неведомого, нет тех, кто всегда готов, сбившись в толпу таких же испуганных, а оттого еще более опасных селян, жечь на кострах, топить, забивать кольями из осины.
С трудом удерживая тяжелую книгу, она положила ее на дубовый стол, с трепетом провела пальцами по запылившимся тайным символам, выдавленным на плотном форзаце, расстегнула обложку и перелистнула тяжелые пергаментные страницы. Вот и про сновидение… Что же там? Ага, рецепт отвара, позволяющего легче проникнуть в изнанку мира, где и летают, изредка встречаясь друг с другом, видения всех людей. Вот еще слова, повторяя которые легче настроиться на чужое сознание… Вроде бы ясно. Сунчица быстро выписала слова и рецепт на лист плотной добротной бумаги, что привозят из-за моря веселые смуглые люди, говорящие на певучем языке. Гусиным пером она владела уверенно, буквы из-под ее руки выходили округлыми и летящими. Закончив, она сверила записи и перечитала вслух. Простой крестьянин в своей темноте назвал бы это страшным словом «заклятие», но это были всего лишь правильно подобранные слова, точно отражающие суть вещей и намерений, а потому, расположенные в особом порядке, они открывали потаенные дверцы нашего мира.
Сунчица развела огонь в маленькой печурке и принялась готовить снадобье, поминутно добавляя то одни, то другие ингредиенты: горсть тщательно высушенных трав, щепотку засушенных грибов, немного корней… Через полчаса как будто было готово. Устроившись в кресле поудобнее, она потушила весь огонь в доме, оставив лишь одну свечу перед собой, ту, что сделала своими руками летом именно для таких случаев. Ее огонек светил равномерно, приковывая к себе взгляд и завораживая. Сунчица принялась повторять нужные слова, не отводя глаз от пламени, маленькими глотками прихлебывая приторно сладковатый отвар. Постепенно все мысли оставили ее, веки стали тяжелыми и на секунду сомкнулись. Открыв глаза, Сунчица уже не увидела пламени свечи. Она была в ледяной пещере, чьи стены озарялись изнутри ровным тусклым светом.
Она огляделась. Каскад ледяных пещер, бесконечно переходящих одна в другую. Она прошла сквозь одну, вторую, третью. Пустота и однообразие. Наконец впереди показалась пещера побольше. В центре ее была ледяная горка, с которой в полном безмолвии катались на салазках пингвины. Они были абсолютно бесцветные, а в их катании не было радости. В самом темном углу пещеры она приметила маленького мальчика. Он смотрел прямо перед собой, во всем его облике сквозило упрямство.
Он сидел, обняв руками колени, но как только Сунчица окликнула его и попыталась подойти поближе, он стремглав убежал. Она принялась бродить по бесконечному ледяному лабиринту, временами ощущая спиной внимательный колющий взгляд. Она оборачивалась, но никого уже не было, лишь вдалеке слышался легкий частый топот убегающих детских ног. Зажмурившись, Сунчица с упорством вообразила факел, подняла руку, сжала ее и через миг ощутила тяжесть факела и его жар.
Открыв глаза, она увидела ярко пылающий огонь над своей головой. Сумрак рассеялся, тени съежились, и пещера озарилась сполохами дикого, бегающего отсветами по своду огня. Вдалеке появился мальчик, он сам бежал к ней, размахивая маленькими кулачками. Лицо его искажала злоба. Подбежав ближе, он замолотил по воздуху и закричал:
– Здесь нельзя так, нельзя! Убирайся отсюда!
Сунчица пристроила факел на стену – там как раз появилась подходящая под рукоять факела расщелина.
Она подобрала подол и присела, оказавшись на одном уровне с мальчиком. Широко улыбнулась ему и взяла его сжатые ладошки в свои руки. На его
