– I am always fucken.
– Very good. Tell me what else on your mind.
– Ya mom callin': who's there? As if she knows nothing about our fucken life. «I am not recommending you to press the „mute“ button». ' never touched this fucken button.
– Why shouldn't you speak to her?
– Why shouldn't she fuck off?
– OK. Calm down. Let's go.
– No fuck! I said no fuck!
– Come on! You want it always. Or I know you that little?
– I hate your MIX-96. It's fucken primitive…dumping. Fucking hell! Isn't I telling you no fuck?
– Change the station.
– Giving you my fucken ass? Ya? You can watch your fucken video stream instead… OK, look, but don't touch. Don't touch!
– Your skin is like a magnet. My hands are sticking to…
– Not only hands!
– How about that, sweetie?
– How 'bout that, fucken sweaty?!
– Oh, magnificent!
– Would you sacrifice your fucken Laura for that?
– I would sacrifice this whole fucken world for that. This whole fucken world…
* * *Наступила принужденная пауза. Он ждал моей реакции – смеха, слов, хотя бы покашливания. Но меня душили слёзы. Я с трудом смог выдавить из себя извинение – и поспешно выскочил за дверь. Истерика, случившаяся со мной, потрясла меня. Без всякой видимой причины опять возникло грозное размывание реальности, как будто на этот мир наслаивался какой-то другой. Я сидел на окне и жадно курил, когда сзади подкрались мягкие шаги. "Est-ce que ca va? – спросил рецензируемый . – "Ca va, – откликнулся я в тон.
* * *Проходя по нижним улицам в районе Монмартра, я видел сверху, надо мной, белую громаду Le Sacre-Coeur.
* * *И снова меня охватило беспокойство потери реального Парижа, м о е г о бытия, место которого вероломно занимало чьё-то враждебное и внеземное. Собор Le Sacre-Coeur виделся мне теперь диковинным восточным дворцом или мечетью, его византийские пропорции и формы излучали присутствие иного времени и пространства. Во дворе одного восточного посольства дети говорили на каком- то непонятном тысячелетнем языке, что лишь усилило разрушение реальности. Белые тюльпаны вытянутых книзу куполов собора, теперь видные в просвете улиц, стали казаться ещё более загадочными объектами внеземного происхождения. Необходимо было остановить эту коррупцию мира. Единственное, что я мог предпринять – это поехать в центр.
Так я оказался на одной из самых светлых и людных улиц. В эти предрождественские недели везде зажгли иллюминацию. Все деревья по обе стороны были увешаны гроздьями лампочек, отбрасывающих снопья ТЕНИ СВЕТА. Машины скользили в этой прозрачной воде бликов как совершенные блестящие твари. Развешенные над всеми улицами кружева белых и жёлтых лампочек ткали на проезжей части невесомый магический узор. Кругом теснились толпы народа, и я двигался в этой плотной среде, среди смеха и шуток, разговоров, шагов, голосов. Огни магазинов и ресторанов ярко горели; повсюду сияли новые рождественские рекламы; световые панно и отражения выражали всю гамму цветов. Ветви деревьев с лампочками редко покачивались от ветра – и только это выдавало экстерьер. Всё остальное с неопределимым совершенством имитировало гигантскую, бесконечную комнату-интерьер, комнату-город, с её улицами-коридорами, залами-площадями, с патио – Сеной и набережными. На поднятых на уровень пятых этажей платформах грохотали поезда; жёлто-красные трамваи сворачивали на поворотах; от автобусных остановок отъезжали автобусы; запахи моющих веществ, еды, новой одежды и парфюмерии доносились отовсюду; медленно двигались полицейские машины; женщины держались с самой потрясающей в мире парижской элегантностью. Даже магазинщики в этой части Парижа закрывают свои лавки с изысканной грацией. Я вдыхал запахи, звуки, краски, усиливаемые и множимые сотнями взглядов, всплесков, эмоций. Но столкновение самой динамичной, эксклюзивной, сверхреальной среды с растущим во мне серым, неопределимым безмолвием – как столкновение огня и воды – вызвало взрыв, некий экстра-экзистентный выброс энергии. Все эти потёки огней, блеска, сияния, ореола и свечений стали смываться средой – как следы блесток с зеркальной поверхности. И вдруг из парижской сутолоки я шагнул прямо в бездонную пустоту. Пространство всколыхнулось – и выпустило меня с другой стороны в совершенно невообразимый континуум, ни границ, ни законов которого невозможно ухватить и постигнуть. С тех пор я нахожусь в этом рассеянном анти-пространстве, не осознавая ни времени, ни событий. Может быть, меня переехал трамвай или какой-то случайный маньяк всадил мне в сердце острый клинок; может быть, на меня обвалился балкон – или я был сражён неожиданным и молниеносным кровоизлиянием в мозг. Нахожусь ли я в коме, умер или сошел с ума – этого нельзя даже предположить. Может быть, это такой длинный и страшный сон. Или мир, поддерживаемый мышцами моего внутреннего взгляда на магическом экране майя схлопнулся, сложился, как неуловимый феномен самой жизни, и сгорел, оставив кучку пепла в виде чёрной дыры беспробудно-неопределимого не-бытия…
