Быстрая серия разрывов рядом с моим НП, и орудие ПТО заткнулось.
— Метко стреляют, гады, — выругался я, выглядывая. Поднятая взрывами пыль на огневой позиции «прощай родины» оседала, показывая перевёрнутое орудие без колеса и тела расчёта.
Я толкнул Гавра, кивнув подбородком на огневую:
— Пошли бойцов проверить — есть ли живые?
Он решил — сам, с двумя егерями, перебежками метнулись на позицию пушкарей. Вижу — есть живые. Бойцы стали возиться — перевязывают, волокут в тыл. А сам Гавр перевернул пушку, осмотрел её. И этим привлёк к себе внимание врага. Пули стали высекать искры из бронещита орудия. Гавр рухнул под орудие, откатился в сторону. Потом пополз ко мне. Ну, ползи-ползи, рождённый летать под белым куполом.
Немецкие танки и САУ подошли на сто-двести метров и ближе не пошли, стали вести огонь с места, изредка передвигаясь. Пехота немцев под прикрытием их огня подтянулась к ним, залегла.
— Приготовиться! Приготовить гранаты! — закричал я, щёлкая затвором.
— Ориентир… поправка… осколочным, залпом… — кричал в трубку Кактус.
Со стороны немцев истерично завизжали свистки. Чудно — свистки!
Немцы поднялись и цепями побежали на нас.
— Огонь! — закричал Кактус.
— Ложись! — закричал я.
Жахнуло, так жахнуло! У меня аж в глазах зарябило.
— Чем ты? — проорал я на ухо Кактуса, опять сплёвывая попавший в рот песок.
— Стошестидесятые! — проорал он мне в ухо.
Я покрутил пальцем у его виска, он довольно оскалил грязное лицо. Торжество в глазах.
Охренел совсем! Миномет, а тем более такого калибра — оружие подавления, площадного воздействия. Очень неточное. Особенно на такой дистанции — из-за реки. А до немцев от нас было метров сто. Одна из мин вполне могла лечь прямо в наш НП. Нас бы всех собрали в одну лопату.
Я выглянул — двор скотобойни!
— Огонь! — заорал я, сам выставил автомат на бруствер, стал отлавливать в прицел уцелевших немцев, стреляя короткими очередями по два-три патрона.
Расстреляв патроны, рухнул на дно окопа, извлёк пустой магазин, сунул его в карман разгрузки, достал другой, перевернул его, постучал им по своей каске, выбивая песок, если он там был, вставил магазин в магазиноприёмник, передёрнул затвор. Всё это время смотрел, как Гавр, матерясь, перевязывал колено прямо поверх штанов. Он не был ранен — распорол ногу, когда на коленях бежал по дну окопа, наступил коленом на острый осколок, что неудачно оказался у него под ногой.
— Чё там? — спросил я его.
— Прицел цел, орудие — в порядке. Колесо только оторвало.
— У тебя?
— Ерунда! Обидно только!
— Громозека! За мной! — Я вскочил, Гавр и Громозека — тоже. Рванули по окопу к огневой ПТО.
И тут я почувствовал что-то. Что-то было не так. Что-то нехорошее почувствовал. Сходное чувство у меня было тогда, прошлой осенью, когда немец уже целится мне в сердце, а я, раскоряченный после того, как спрыгнул с танка, с пустыми руками. Чувство острой опасности. Смертельной. И такое же чувство у меня было, когда Кум, ментяра, собирался застрелить меня в спину.
— Атас! — заорал я, развернулся, кинулся на своих спутников, сбивая их обоих с ног.
Так в кучу и рухнули. Взорвалось прямо в голове. Наверное, я вырубился на время. Очнулся от того, что кто-то меня толкает в пах. Да больно-то как! Попытался встать, не получается. Будто на меня сверху навалили чего-то. Поднатужился, будто силовую тягу выполняю, пошло дело! Потом легче, легче, а потом кто-то меня схватил за ремень разгрузки и выдернул, отбросил, перевернул, на лицо полилась вода. Я смог открыть глаза.
Блин, нас взрывом засыпало! Бойцы-комсомольцы теперь тащили из земли и деревянной щепы Громозеку и своего командира. Я достал флягу, но она оказалась подозрительно лёгкой. Потому что была дырявая, смятая и пустая. А на корме у меня? Точно, вода! — с облегчением понял я. Быть раненым в корму — позор-то! А я-то думал, что ранен недостойно — мокро на филейной части, решил, что — кровь, а боли пока не чувствую. Бывает так — о том, что ранен узнаёшь не от боли, а от мокрости крови на коже.
Оба погребённых заживо были живы и даже целы. Только, так же как и я, оглушены.
— Целы? — спросил я.
Они закивали головами с ошалевшими глазами.
— Пошли дальше!
