буржуйка, коптевшая в углу, кое-как обогревала помещение, и мы сняли полушубки, повесив их на вешалку, где уже теснились всевозможные тулупы, пальто и шубы. Всего здесь собралось около полусотни человек, причем не меньше трети из них было представительницами прекрасной половины человечества. Увидев Золотую Звезду, комсомольцы взволнованно загудели, но инструктор, вместо того чтобы выразить свое восхищение, тихонечко попросил его показать документы. Повернувшись к залу спиной, Алексей требуемый документ достал, чем вогнал Александра в краску.
– Мы вас действительно не отвлекаем? – извиняющимся тоном спросил он, поняв, кто на самом деле стоит перед ним.
– Ничего страшного, мы сейчас действительно свободны. Давайте приступим.
Хотя Леонов заранее к выступлению не готовился, но лекция об операциях в тылу врага получилась у него, наверно, не хуже, чем у самого Старинова. Во всяком случае, мне так казалось. Будущие диверсанты, большинство из которых вряд ли доживет до победы, с благоговением внимали ему, старательно переписывая все рекомендации и зарисовывая схемы. Алексей не только штудировал немецкие уставы и наставления об организации охранной службы, но и проверял на практике, как немцы их выполняют, так что советы его действительно были бесценны. Время от времени комсомольцы поднимали руку и уточняли непонятные моменты, причем вопросов было море. Пособий-то у них было – кот наплакал, а «Спутник партизана» еще не издали.
Занятие заняло часа два, и все это время девушки тихонько сидели, не высказывая нетерпения. Меня, к счастью, выступать не просили. Все известные мне будущенские наработки диверсионной тактики я Леонову уже рассказывал, и теперь он щедро делился ими с добровольцами. Больше всего вопросов задавал сам инструктор горкома. Было заметно, что Александр уже побывал на войне. Конечно, профессиональных навыков диверсанта у него не хватало, но зато энтузиазма и ответственности было хоть отбавляй. Под конец Леонов посоветовал хорошенько выучить язык противника, и тогда его окружили студенты-переводчики, после чего разговор пошел на немецком. Мне оставалось только догадываться о содержании беседы, но судя по пантомиме, Алексей показывал, как правильно подходить к военнослужащим вермахта, как докладывать и как потом отходить от офицера, не поворачиваясь к нему спиной.
Один из переводчиков, худенький и невзрачный, вступил с Леоновым в ожесточенную перепалку, что-то яростно доказывая.
– Нет, нет, – замотал головой Алексей, снова перейдя на русский. – У вас произношение такое, что немцы хотя и поймут смысл фразы, но за своего точно не примут. Вот возглавлять разведгруппу вы сможете. Конечно, когда свои курсы закончите.
– А вы знаете, кто это? – взволнованным шепотом спросила у нас Аня, показывая на настойчивого паренька. – Наш ифлийский поэт Павел Коган.
– Автор «Бригантины»? – так изумленно воскликнула Зоя, что на нее даже стали оглядываться.
– Автор «Бригантины»? – эхом повторил я. Так хотелось бы, чтобы хоть в этой истории он выжил и написал еще больше шедевров.
– Да-да, он самый, – подтвердила Аня. – Его в армию по здоровью не взяли, из-за бронхита, так он решил пойти на курсы военных переводчиков.
Оглядев зал, я попытался угадать, какие еще гении скрываются среди этих студентов и просто школьников, с нетерпением рвущихся в бой. Потом меня что-то торкнуло, и я подозрительно спросил:
– Как фамилия Александра?
– Шелепин, наш инструктор комсомола.
– Он уже не инструктор, – поправила строгая девушка в залатанной гимнастерке, сидевшая с нами рядом, – а секретарь городского комитета комсомола и заведующий военным отделом.
Так вот с кем мне пришлось поручкаться – с самим будущим председателем КГБ «железным Шуриком». Личность он очень даже известная. При нем грозный Комитет поменял свои приоритеты и почти полностью переключился на международные дела, оставив внутренние МВД. Да и саму работу госбезопасности он реорганизовал, создав централизованное управление. Так, вспомним, чем еще отличился нынешний юный комсомолец. Попытался освободить из тюрьмы Судоплатова, других разведчиков, а заодно и Василия Сталина. Создал «группу Шелепина». Она, в частности, протежировала знаменитому писателю Иванову, которому в далеком будущем предстоит написать культовую «Русь изначальную». Еще уламывал Политбюро, чтобы больше производили товаров народного потребления, правда, безрезультатно. Ну все, мальчик, ты попался.
Не подозревая, какую участь я ему готовлю, секретарь горкома уже с силой тряс нам руки.
– Благодарю вас, товарищи. Если позволите, нам хотелось бы еще раз пригласить вас на встречу. Как вас можно будет найти?
– Полагаю, нам с вами скоро еще предстоит встретиться, – загадочно ответил я, сделав многозначительное лицо.
– Что это вы за цирк вчера устроили на заводе? – кипятился майор госбезопасности, едва не потрясая кулаками.
– Простите, Василий Николаевич, а в чем проблема, – искренне удивился я. – Все заслуги принял на себя Леонов, а на меня никто внимания не обратил. Скрытность и конспирация прежде всего.
– Но зачем же вы там обсуждали устройство ракет? Я еще понимаю, на электромеханическом заводе, где они и делаются. Но на «Компрессоре» собирают гвардейские минометы «Наташи», а вы выставили конструкторов идиотами. Сейчас все только и говорят о том, что простой пехотинец, приехавший с фронта, сразу придумал то, до чего конструкторское бюро не могло додуматься.
– Если так заботитесь о конструкторах, – обозлился я, – то почему держали их в туполевской шарашке?
– Ну почему же, Туполева еще в июле освободили и восстановили в правах, и все тридцать человек его группы тоже. Остальных позже, когда они закончили свои самолеты.
– Да нет, я имею в виду, что конструкторов три-четыре года держали в заключении, причем почти всех.
