нарушена гулом моторов. Немецкое командование сообразило, что нашло главную полосу обороны, и решило, что настал черед тяжелой техники.
На этот раз я наконец-то увидел танки. До сих пор мне попадались только самоходные орудия, да и те в сгоревшем виде, а теперь на поле перед нашей позицией выползло сразу полтора десятка «троек» и «четверок». На расстоянии свыше километра небольшие снаряды сорокапяток не могли причинить им вреда, поэтому в дело вступили более мощные орудия, до сих пор дожидавшиеся своего часа. Сначала открыла огонь 85мм зенитка, а когда враги приблизились на расстояние километра, подключилась ЗИС-2. Сделав несколько выстрелов, артиллеристы быстро ставили пушку в походное положение и меняли позицию.
Вспышка выстрела у этих орудий была намного сильнее, чем у маленькой сорокапятки, и немецкие наблюдатели быстро засекали, откуда по ним бьют. Очень скоро в ответ начинали стрелять трехдюймовые пушки самоходок и даже гаубицы, расположенные где-то за дальним лесом. Каждый раз в течении этой своеобразной дуэли мы с замиранием сердца гадали, успеют наши артиллеристы сменить позицию, или нет.
Быстро потеряв несколько машин, танкисты поняли, что прорваться к нам будет весьма затруднительно, и стали пятиться назад, опасаясь поворачиваться к нам боком. Пару танков, подбитых самыми первыми, и стоявшими дальше всего от нас, они зацепили тросами и потащили за собой. Но четыре машины все же осталась на поле боя.
Как только стемнело, несколько бойцов, вызвавшихся добровольцами, вооружились гранатами и бутылками с КЗ, и отправилось к подбитым танкам с целью сделать их ремонтонепригодными.
Тем временем другие красноармейцы помогали саперам тащить тяжелые противотанковые мины. Если немцы не станут повторно проводить разминирование, то хоть один танк, да подорвется.
Мин у нас слишком мало, поэтому приходится расходовать их очень экономно. Комполка логично рассудил, что перед первой атакой вражеские саперы обязательно проверят наличие минного поля, а вот во второй раз могут этого и не сделать. Поэтому наши небольшие запасы противотанковых мин мы используем именно сейчас. Так от них будет больше пользы.
Рассвет пятого октября встретил нас непривычной тишиной. На нашем участке не было ни артподготовки, ни бомбардировок. Просто самый обычный восход солнца на фоне лесного пейзажа. Зато по контрасту со спокойствием, царившим на нашем рубеже, отчетливей стала слышна канонада слева от нас.
Расположившись на узенькой доске, прибитой разведчиками между ветками высокого дерева, я с тревогой рассматривал в бинокль позиции 259-го полка, державшего оборону восточнее нас. То, что я видел, мне очень не нравилось. На наших соседей лезло сразу около сорока танков и с десяток броневиков, а вспышки орудий, поддерживавших немецкое наступление, были многочисленны как огоньки на новогодней елке. Разумеется, боевые порядки немцев постоянно накрывало меткими залпами нашей артиллерии, и свой путь они устилали трупами. Позади продвигающихся цепей оставались островки горящей техники. Но все-таки натиск оказался слишком силен, чтобы его можно было легко сдержать. Было похоже, что враги решили пробиться вперед несмотря ни на какие потери. Постепенно немцы выбили наши войска с двух позиций, остановившись лишь для того, чтобы навести переправу через ручей, на илистых берегах которого могли увязнуть даже танки. Здесь им пришлось задержаться, ожидая, пока саперы разминируют берег и наведут мостики, способные выдержать тяжелую технику.
К этому времени наши артиллеристы уже должны были получить подкрепления. Воспользовавшись заминкой противника, гаубичные дивизионы открыли ураганный огонь, сметая с берега ручья вражескую пехоту. Тяжелые снаряды повредили даже несколько танков, которым повезло оказаться близко от места взрыва. Первый сегодняшний натиск был отбит со значительным уроном. Полтора десятка единиц бронетехники осталось дымиться на месте битвы или было оттащено в тыл на буксире. Убитых и раненых, многих из которых бросили на поле боя, как мне показалось, насчитывалось не меньше четырехсот. Если учесть, что численность батальона, державшего оборону, была ненамного больше, то результат был однозначно в нашу пользу.
Поерзав на неудобном сиденье, я повернулся в другую сторону и попытался рассмотреть, что происходит на правом фланге. Там шло сразу два боя. Один, километрах в трех отсюда, а другой еще дальше. Что там происходит, с моего наблюдательного пункта было видно плохо, но если судить по интенсивности перестрелки, то схватка там была жаркая. Немцам надоело топтаться на одном месте, и они твердо вознамерились прорвать нашу оборону, и по возможности, сразу в нескольких местах.
Весь день канонада гремела со всех сторон, то приближаясь, то удаляясь, но не замолкая ни на минуту. Советские войска пятились назад, постепенно сдавая траншею за траншеей, и я начал опасаться, что так мы скоро попадем в окружение. К вечеру наступательный порыв фашистов казалось бы, совсем утих, но перед заходом солнца снова вспыхнули яростные перестрелки.
Спать командный состав роты не ложился. Мы ждали у телефона, выслушивая сообщения и отмечая на карте изменения линии фронта. Меня все время не отпускало напряжение. Казалось, что сейчас на нас выкатится танковая лавина, и в темноте артиллерия не сможет ничем помочь.
Однако время шло, а нас никто не атаковал. Осветительных ракет мы не жалели. Разведчики, выдвинувшиеся далеко за передний край обороны, где они лежали замаскировавшись, внимательно следили за перемещениями врага, но ничего подозрительного не видели. Я решил пока подремать, строго настрого предупредив всех разбудить меня, если случиться что-нибудь важное. Похоже, что сегодняшний длинный день наконец закончился. Но настырные немцы имели свое мнение на этот счет. Пользуясь темнотой, им удалось подползти к одной из траншей и ворваться в нее. Пока там шел рукопашный бой,
