настоящая женщина, которую звали Аллой. И вот эта Алла стояла, рыдала и просила, чтобы они ей «разрешили вернуться домой».
Историю эту, как и многие другие, я знаю от их вездесущей соседки, которая была в курсе всех событий этого семейства и как раз в тот самый день забежала и увидела Аллу-Арсюшу на кухне. Только она его не признала и пошла себе дальше, а уж через пару дней окоченевшие и охреневшие жена и мать рассказали ей, что Алла-Арсюша совершенно официально сменила пол: жила некоторое время в Германии, работая по специальности и няней в семье с больным ребенком, где и заработала на поэтапные операции по смене пола. Что этому существу пришлось пройти через психушки и доказывать, что оно имеет право и не блажит. Имеются официальные документы, давно куплен развод постфактум с мамой Вовы (о чем она ни сном ни духом, разумеется), и она, Алла, вышла замуж, была большая любовь, но муж оказался редкой сукой, выкинул ее из дома (в Твери), и вот ей, Алле, видите ли, совершенно некуда теперь пойти!.. А она тут, позвольте, все-таки прописан… в смысле прописана.
Баба Рая не смогла выведать всех подробностей, но все же узнала, что чуть с ума не сошедшие женщины как-то уговорили Аллу-Арсюшу временно отвалить в общежитие, пока они подумают, что им всем делать, и даже дали ей какие-то деньги. Думать они побежали к юристу, который очень затруднился с внятным ответом. Тогда они рванулись в паспортный стол, где собирались срочно выписать бывшего члена семьи, но и это бросили, и через несколько дней Алла-Арсюша поцеловала дверь — все семейство исчезло в неизвестном направлении, оставив голые стены, на одной из которых черным маркером было выведено: «Чтоб ты сдох ирод подавись нас не ищи». Впрочем, баба Рая знала, что им было куда испариться — жена Арсюши совсем недавно оформила наследство от своей матери и вступила во владение двушкой-распашонкой где-то не то в Чехове, не то в Ступине.
Когда я, уже будучи взрослым человеком, вспоминала об этой истории, то неизменно задавалась вопросом, почему же им было легче исчезнуть, раствориться на просторах Подмосковья или даже дальше, нежели отстаивать свою жилплощадь и право привычного существования, пусть даже через суд? Думаю, что в первую очередь две женщины хотели уберечь дорогого Вову «от позору», потому что история с превращением Арсюши в Аллу мгновенно разнеслась путем бабы Раи и иже с ней по всему автозаводскому кварталу — я слышала обрывки разговоров на эту тему, жизнеописание Арсюши обрастало какими-то уже абсолютно неправдоподобными виньетками, и вот от этого обезумевшие от ужаса родственницы спрятали ничего не понимающего подростка, который много лет считал, что его отец был шахтером и погиб в результате обрушения породы (реальная история, произошедшая с Арсюшиным дедом).
Аллу потом еще несколько раз видели «на районе». Насколько стало известно бабе Рае, она продала квартиру азербайджанцам с рынка и исчезла в неизвестном направлении. Ничего личного, но мне почему-то очень хочется верить, что это направление лежало в стороне от места, где схоронилась, дрожа, Арсюшина бывшая семья.
7. Володя Большой vs Володя Маленький
1980 год, осень. Одна юная барышня отчаянно скучала и от нефиг делать вышла замуж за своего соседа Володю. Они жили на одном этаже, были одногодками, но ходили в разные школы — барышня Сима в английскую, а Володя в простую. Сима пыталась поступить в институт Мориса Тореза, но срезалась и отправилась в педагогический на дошкольный факультет. Володя же после восьмого класса окончил ближайшее ПТУ, сходил в армию, вернулся и в результате недолгих посиделок за чекушкой с давней любовницей, женой начальника жэка (сам начальник не пил, ибо был жестоким язвенником, к тому же он сам ничего не решал — жена рулила всей его жизнью и тогдашним эйчаром), закрепился при жэке электриком. Как-то в субботу у Симы дома вышибло пробки, она сходила за Володей, который быстро все починил, быстро попил чаю, быстро уложил Симу в горизонталь, быстро ушел и обещал вернуться вечером, что и проделал, причем с вещами — он жил в коммуналке в одной комнате с папой, мама Володи мирно спилась и отошла за пару лет до описываемых событий.
Папа — тоже Владимир — был мрачным, честным и неприхотливым человеком, на сына смотрел косо и подозревал его в темных делишках. Так что спонтанная идея разместиться на Симочкиных двухкомнатных метрах Володе очень приглянулась. Сима обрадовалась, потому что ну хоть какое-то разнообразие. При ней в доме имелась мама — библиотекарь ДК ЗИЛ, которая до обморока боялась собственную решительно-самодурскую дочь и при первой же возможности уезжала на дачный участок, подальше от греха. Когда мама вернулась в воскресенье вечером, то обнаружила у себя на кухне здоровенного парнягу, который к ее приходу почти доел банку моченых яблок. «Здорово, теща, то есть теть Надя! Мы тут с вашей Симкой жениться будем. Отличные яблочки, еще таких закроешь?» Теть Надя тихо икнула, закивала и попятилась в свою комнату. Все эти подробности она выкладывала шепотом у нас на кухне моей бабушке под чекушку, смахивая темные слезы, а я сидела в кладовке и все слышала.
Свадьбу играли — сейчас такого и не помнят — составив столы на лестничной клетке. Моей бабушке выпало варить холодец, он застывал в глубоких тарелках на всех полках нашего холодильника, я таскала из него морковные цветочки. Еще почему-то от каждой квартиры просили выдать по кастрюле компота, а мы вынесли морс, и Сима была недовольна. Папа Владимир достал ящик водки и одну бутылку шампанского — для невесты персонально. Я ела кулебяку и заедала селедкой, с интересом наблюдая за тем, что происходило после воплей «горько!». Танцевали под Пугачеву возле лифтов…
В общем, молодые стали жить и поживать, и через какое-то время тетя Надя опять соткалась у нас на кухне с жуткими рассказами о том, как Володька лупит Симку — из ревности: то ли кто-то ее после института проводил, то ли на рынке она кому-то там улыбнулась неправильно. Скоро мы и сами
