Потом в зал под охраной ввели и усадили на скамью подсудимых троих мужчин средних лет, в которых уже я впился ненавидящим взглядом. Им, похоже, на это было все равно.
Последним на свое место пробрался тучный плешивый судья. Повозился немного, что-то рассматривая на дисплее, а затем обвел собравшихся суровым взглядом и стукнул молоточком.
И начался фарс.
Улик, собранных на месте преступления, было море. В довесок к ним прилагались видеозаписи, где задержанные, светя наглыми рожами в камеру, признавались в содеянном от и до.
– Обвиняемые, вы подтверждаете, что эти признания соответствуют действительности и даны вами без принуждения?
– Да, господин судья, – ответил средний из троицы. – Нам скрывать нечего.
Я сжал лежащие на столе руки в кулаки и стиснул зубы, прожигая его взглядом.
– Вы чистосердечно раскаиваетесь в содеянном?
Последовало непродолжительное молчание, после чего все тот же из троицы отрицательно мотнул головой и ответил:
– Нет, господин судья, мы не раскаиваемся. Эти уроды сожгли нашу планету и скоро войдут в наши дома. Мы готовы убивать их когда угодно и где угодно.
На задворках моего сознания послышался легкий шелест колокольчиков, и я мотнул головой, отгоняя наваждение.
Судья, казалось, задумался.
– Подсудимые, ваша вина в тяжком преступлении против личности признана несомненной, – наконец произнес он. – Вместе с тем суд учитывает вашу готовность к сотрудничеству, ваше чистосердечное признание и ваши мотивы, которые, я уверен, в столь трудный для нашего государства час очень близки каждому жителю планеты.
Я поднял голову, уставившись на толстяка. Он постарался не смотреть в мою сторону.
– Властью, данной мне Коронным Содружеством, я объявляю вас виновными и приговариваю к службе на благо страны в одном из добровольческих отрядов, которые сейчас создаются на базе полицейских частей Содружества. Вам надлежит немедленно проследовать в расположение городского полицейского участка и пройти распределение. В случае неявки вы будете заключены под стражу. Свободны.
Судья стукнул молоточком и снова принялся что-то рассматривать на своем дисплее. Один из полицейских отправился к скамье подсудимых и принялся открывать наручники.
Я делал вид, что нахожусь в прострации, и просчитывал свои будущие действия. Похоже, пора.
– Господин судья, они же убийцы… – я приподнялся со стула, переводя неверящий взгляд с судьи на ухмыляющихся мужиков. – Вы же видели, что они сделали с моими родителями… Мама…
– Молодой человек, после того, что произошло на Короне-два, у вас нет никакого морального права осуждать этих людей, – поджал губы судья. – Приговор окончательный и изменению не подлежит.
– Вы… вы… – я не мог подобрать слов.
– Офицер, успокойте вашего подопечного, – отвернулся от меня судья.
Рядом со мной поднялся Сержант. Успокаивающе взял за плечо.
– Парень, успокойся. Ты все равно ничего не сделаешь. Смирись.
– Ничего не сделаю?! – я повернулся к нему, стараясь сделать как можно более бешеное лицо.
Отбросив держащую меня руку, я ткнул кулаком ему в нос. Сержант смешно мотнул головой и взмахнул руками, теряя равновесие. Словно пытаясь защититься, повернулся ко мне боком, подставляя кобуру.
Выхватить пистолет было легко.
– Вы… Гнилые, продажные твари… – Я вскинул оружие дрожащими руками и прицелился в разинувшего от изумления рот судью.
Выстрел. В стене рядом с толстяком появляется выбоина. Выстрел. Стеклянными брызгами разлетается дисплей. Вот теперь пора. Выстрел. Голова судьи дергается назад. Во лбу виднеется отверстие от пули. Выстрел, выстрел. Одна пуля слегка задевает плечо уже мертвого человека, вторая опять попадает в стену.
Я повернулся в сторону скамьи подсудимых. Здесь тоже немая сцена с застывшими, словно изваяния, участниками. Выстрел. Пуля пролетает между двумя убийцами и попадает в деревянную перегородку. Во все стороны летят щепки.
В этот момент мне в голову прилетел чудовищный удар, и я, выронив пистолет, рухнул на пол, теряя сознание.
Очнулся уже в какой-то тесной темной каморке. Все тело ныло, голова раскалывалась от боли. Скованные наручниками за спиной руки затекли и тоже болели. Но я был жив, а это – самое главное. Все получилось.
Если бы кто-то заглянул ко мне в это время, он бы здорово удивился, увидев улыбку на лице избитого заключенного.
Но за мной пришли еще не скоро. Я уже всерьез начал опасаться за сохранность рук, перетянутых сталью, когда в двери лязгнул ключ и ко мне зашли
