депрессию в ее истории. На Уолл-стрит разорились тысячи инвесторов, западных фермеров уничтожило резкое снижение цен, суровые зимы и нашествие саранчи; возобновление индейских войн на территориях Монтана, Дакота и Вайоминг открывало неприятные перспективы, по крайней мере с точки зрения восточной прессы, и обе партии – и Демократическая, и Республиканская – во время нынешней предвыборной кампании пообещали сосредоточиться на реформах.
Но для молодого человека, тем более богатого, все новости – и хорошие, и плохие – были лишь волнующими декорациями накануне его великого приключения.
«Я наслаждался чудесами выставки, – писал Джонсон, – но, по правде говоря, находил ее утомительно цивилизованной. Мои глаза смотрели в будущее и на Великие равнины, которые вскоре станут целью моего путешествия. Если семья согласится меня отпустить».
Джонсоны проживали в одном из богато украшенных особняков Филадельфии, выходивших на Риттенхаус-сквер. Другого дома Уильям никогда не знал: богатейшая обстановка, вычурное изящество и слуги за каждой дверью. Он решил рассказать семье все утром за завтраком. Потом, вспоминая об этом, он счел их реакцию совершенно предсказуемой.
– О, дорогой! Ну почему ты хочешь туда отправиться? – спросила мать, намазывая маслом тост.
– Думаю, превосходная идея, – сказал отец. – Великолепная.
– Но неужели ты считаешь это разумным, Уильям? – спросила мать. – Все эти неприятности с индейцами, знаешь ли…
– Хорошо, что он едет: может, его скальпируют, – заявил младший брат Уильяма, Эдвард, которому было четырнадцать.
Он все время отпускал подобные замечания, и никто не обращал на них ни малейшего внимания.
– Не понимаю, почему тебя туда влечет, – с ноткой беспокойства в голосе снова заговорила мать. – Зачем ты хочешь ехать? В этом нет никакого смысла. Почему бы вместо этого не отправиться в Европу? В какое-нибудь культурно стимулирующее и безопасное место.
– Я уверен, он будет в безопасности, – сказал отец. – Только сегодня в «Филадельфия инкуйарер» сообщили о восстании сиу в Дакоте. На их усмирение послали самого Кастера. Он с ними быстро разделается.
– Мне даже думать не хочется о том, чтобы тебя съели, – сказала мать.
– Скальпировали, мама, – поправил Эдвард. – Они срезают волосы с головы – после того, конечно, как забьют тебя дубинками до смерти. Вот только иногда ты еще не совсем мертвый и можешь чувствовать, как нож срезает кожу и волосы до самых бровей…
– Не за завтраком, Эдвард.
– Ты отвратителен, Эдвард, – вмешалась в разговор их десятилетняя сестра Элиза. – Меня из-за тебя тянет блевать.
– Элиза!
– Но это правда, мама. Он отвратительное создание.
– А куда именно ты отправляешься с профессором Маршем, сын? – спросил отец.
– В Колорадо.
– Разве это не близко от Дакоты? – осведомилась мать.
– Не очень.
– Ох, мама, ты что, ничего не знаешь? – спросил Эдвард.
– В Колорадо есть индейцы?
– Индейцы есть везде, мама.
– Я не тебя спрашиваю, Эдвард.
– Полагаю, в Колорадо не живут враждебно настроенные индейцы, – сказал отец. – Говорят, это милое место. Очень засушливое.
– Говорят, там пустыня, – проговорила мать. – И ужасно мрачная. В каком отеле ты остановишься?
– По большей части мы будем жить в лагерях.
– Хорошо! – сказал отец. – Много свежего воздуха и физические упражнения. Это бодрит.
– Ты будешь спать на земле со всякими там змеями и насекомыми? Звучит ужасающе, – заметила мать.
– Провести лето на открытом воздухе полезно для молодого человека, – возразил отец. – В конце концов, в наши дни многие болезненные юнцы проходят «лечение лагерем».
– Предположим, – сказала мать. – Но Уильям не болезненный. Так почему ты хочешь поехать, Уильям?
– Думаю, мне пора сделать что-нибудь самостоятельное, – ответил Уильям, удивившись собственной честности.
– Хорошо сказано! – воскликнул отец, стукнув по столу.
В конце концов мать дала согласие, хотя все еще выглядела искренне обеспокоенной. Уильям думал, что она ведет себя по-матерински – и глупо; высказанные ею страхи только заставили его почувствовать себя еще храбрее, самодовольнее и укрепили его решимость поехать.
Джонсон испытывал бы другие чувства, если бы знал, что к концу лета его матери сообщат, что ее первенец мертв.
«Готовы копать за Йель?»
