доказало все, что я себе представлял, и многое другое.
Но тем временем я действовал. О, да. Я повстречался с добрым отцом Апостолакосом и рассказал ему все, что узнал. Он сразу встал и немедленно договорился о том, чтобы эксгумировать тело Палензеке и отправить в крематорий для сжигания. Он также дал мне священную икону, благословенный образ святого, чья сила отражать демонов не раз доказывалась. Возможно, вы заметили, как мадемуазель Элис сжалась, когда я подошел к ней с реликвией в кармане? И как беспокойная душа Палензеке вздрогнула, как плоть от раскаленного железа?
Очень хорошо. Рочестер полюбил эту женщину уже мертвой. Сам он был едва жив. Почему бы не позволить ему вкусить любовь женщины, которая вернула ему страсть к тем немногим дням, которые ему еще предстояло прожить? Когда он умер, что должно было случиться, я был готов позаботиться о его бедном теле, потому что, хотя он уже был вампиром от поцелуев вампира, он все равно не мог никому навредить. Вы знаете, что я сделал это. Очищающий огонь сделал Палензеке бессильным. Кроме того, я пообещал себе сделать все что возможно для бедной, прекрасной, грешной вопреки себе Элис, когда ее краткое последствие земного счастья должно было закончиться. Вы слышали, что я обещал ей, и я сдержал слово.
Я не мог не причинить ей вреда, поэтому, когда сегодня вечером я пошел к ней с колом и ножом, я взял также шприц с пятью граммами морфина и сделал ей инъекцию, прежде чем начал работу. Я не думаю, что она сильно мучалась. Ее стон, когда кол пронзил сердце, был всего лишь рефлекторным, а не признаком страдания.
– Но как же, – возразил я, – если Элис была вампиром, как вы говорите, и могла перемещаться после наступления темноты, как же она появилась в своем гробу, когда вы отправились туда сегодня?
– О, мой друг, – на его глазах выступили слезы, – она ждала меня. У нас был определенный договор: бедняжка лежала в своем гробу, ожидая ножа и кола, которые должны будут освободить ее от рабства. Она… она улыбнулась мне и сжала мою руку, когда я открыл гроб!
Он вытер глаза и налил около унции коньяку в тюльпанообразный кубок.
– За вас, юный Рочестер, и за вашу прекрасную леди, – сказал он, приветственно поднимая бокал. – Хотя вы не вступали в брак и уже не вступите, где бы вы ни находились, пусть ваши неупокоенные души обретут мир и отдыхают вечно – вместе.
Хрупкий кубок разбился, когда он бросил его, осушенный, в камин.
Часовня мистического ужаса
I
Дул почти штормовой ветер, в вихре мелькали редкие снежинки, когда в серых ноябрьских сумерках мы вышли из местного поезда и выжидающе вглядывались в открытую платформу.
– Подходящая погода для Дня Благодарения, – пробормотал я, заслоняя лицо от завывавшего ветра и щурясь от светящегося диска станционного фонаря.
–
– Троубридж! Я здесь, Троубридж! – раздался голос со стороны маленького красно-кирпичного вокзала, и мой друг Танди Ван Рипер шагнул вперед, приветственно размахивая рукой. – Привет, старик! Машина ждет с обеда. Рад познакомиться, доктор де Гранден, – приветствовал он, когда я представил маленького француза. – Было очень мило с вашей стороны приехать с Троубриджем и помочь нам зажечь очаг в «Клойстерсе»[302].
– Ах, так это у вас новый дом, мсье? – спросил де Гранден, садясь в роскошный «родстер» Ван Рипера, и аккуратно заправляя медвежью шкуру на коленях.
– И да, и нет, – ответил наш хозяин. – Дом находится в Америке что-то около восьми лет, но я считаю, что для нас он новый. Мы находимся в резиденции чуть больше месяца и проводим традиционную старомодную вечеринку в честь Дня Благодарения – вместе с новосельем.
– Гм, – задумчиво кивнул француз. – Прошу прощения, мсье, возможно, я не очень хорошо говорю по-американски, но разве вы не сказали, что новый дом был в этой стране всего восемь лет? Боюсь, что я не понимаю. Разве дом стоял где-то еще до этого?
– Именно, – со смехом согласился Ван Рипер. – «Клойстерс» был построен, – или перестроен, как я полагаю, вы скажете, – Майлсом Баттерманом вскоре после окончания Мировой войны. Баттерман хорошо заработал во время войны, и намного больше в удачных спекуляциях между Перемирием и Версальским договором. Я полагаю, он не знал, что делать со всем этим, поэтому пустил пару сотен тысяч на старую кипрскую виллу, разобрал все по камням, отправил сюда и снова установил. По-моему, здание было своего рода перестроенным монастырем и привлекло Баттермана, когда он путешествовал по Медитерра- неан в двадцатые. Он поимел много проблем, когда переехал и поселился здесь. А что касается этого места, – оно точно такое же, как на Кипре, кроме отопления и сантехники, которые он добавил в качестве своего рода дополнительной черты. Причудливая идея, не так ли?
– Безусловно, – согласился француз. – И этот господин Баттерман, он – что, так скоро устал от своей дорогой игрушки?
– Хм, не совсем. Я получил дом от душеприказчиков. Я не мог бы заплатить и четверти цены, которую Баттерман потратил на дом, не говоря уже о том, чтобы устроить ему прибыль от сделки, но дело в том, что старик внезапно умер год назад, так же как и его жена с дочерью. Врачи сказали, что они умерли, поев по ошибке поганок вместо хороших грибов. Какая бы ни была причина, вся семья умерла за одну ночь, и имущество досталось бы государству, если б
