животные или растения. Категория 5 — жизнь представлена исключительно микроорганизмами. Наконец, категория 6 — это полное отсутствие жизни на планете.
— Все отлично, — сообщил Раджер, когда с меня в очередной раз снимали хитрый пояс. — Начальство с записью позавчерашней лекции ознакомилось, и курс окончательно одобрили. Ты вообще молодец, правда интересно рассказываешь.
— Спасибо. — ОСП наконец сняли, и я смог нормально повернуться к собеседнику. — Это будет единственная группа?
Вначале упоминалось, что классов может оказаться несколько, но это должно было проясниться в дальнейшем.
— Да вроде бы, — кивнул второй охранник, помогавший мне сегодня с поясом. — У остальных сейчас учебные часы полностью забиты. Здесь ведь на все свои ограничения. Хотя, может, ближе к весне что-нибудь изменится, какие-то курсы закроют. Ты как, предпочитаешь нагрузку повыше, чтобы быстрее срок отмотать? В смысле, ПС закончить, — усмехнулся он.
— Э… ну да, — согласился я.
Не признаваться же, что преподавать в тюрьме мне понравилось, в работу втянулся уже со второй лекции и теперь с удовольствием расширил бы спектр своих обязанностей, взявшись вести еще одну группу.
Раджер, поглядывая на меня, явно пребывал в раздумьях.
— Вообще-то если только на нижний этаж пойти…
— Нет! — Второй тюремщик активно замотал головой. — Вот туда не надо.
— Почему? — Раджер возразил так уверенно, словно сам только что не колебался. — Формально обучение полагается всем, в том числе и тем, кто отбывает заключение внизу.
— Формально — не знаю, но только начальство этого не одобрит, — упорствовал второй.
— Да вряд ли, — протянул Раджер, — начальству до таких мелочей особого дела-то и нет.
— А что там внизу? — не выдержав, вклинился я.
— Одиночки, — лаконично отозвался второй тюремщик, все еще неодобрительно взиравший на своего коллегу.
— Одиночные камеры, — расшифровал тот.
— И условия куда как хуже, — нехотя, как бы через силу разомкнув губы, добавил другой охранник. — Не как в гостинице, а как в тюрьме.
— Убийства с отягчающими обстоятельствами? — предположил, припомнив слова о рецидивистах и членах террористических организаций.
— Нет, — покачал головой Раджер, — эти в других тюрьмах сидят, во «вторых».
— А кто же тогда?
Вот теперь у меня не было на сей счет даже невероятных догадок.
— Те, кто не сознался в совершенном преступлении.
Мы спускались по лестнице, освещаемой лишь маленькими круглыми лампочками, вмонтированными в стену. От этого наши тени приобретали весьма причудливую форму, придавая атмосфере несколько зловещий оттенок.
— Даже после вынесения приговора за заключенным сохраняется право признать себя виновным. Ну и, соответственно, не признаваться.
Спокойный рассудительный голос Раджера, напротив, начисто развеивал мистический налет. Второй тюремщик с нами не пошел, заявив, что не хочет иметь к этому делу никакого отношения, дабы потом ему от начальства не влетело в случае чего. Видимо, правила безопасности не требовали присутствия в подобной ситуации двоих служащих охраны.
— Формально чистосердечное не требуется, — продолжал объяснять мой спутник. Миновав крошечную лестничную площадку, мы возобновили спуск, и снизу повеяло холодом. — Но когда преступник уходит в несознанку, для правоохранительной системы это не слишком хорошо. Получается, будто остаются шансы на ошибку. А правосудие не любит, когда его в таких ошибках обвиняют. Дело-то, сам понимаешь, нешуточное — тюремный срок за убийство.
— Так их, получается, наказывают заточением в одиночки?
Я поежился, сам не понимая: от того ли, что здесь стало зябко, или от правды жизни, завесу которой приоткрывал передо мной сейчас Раджер. Последняя, прямо скажем, дурно пахла.
— Ну, формально, — тюремщик в очередной раз особо выделил интонацией это слово, — их никто не наказывает. В целом обеспечивать преступникам такие условия, как наверху, — указательный палец Раджера был направлен в потолок, — никто не обязан. К тому же и поведение играет роль при распределении по камерам, и наличие свободных мест. Так что одни оказываются там, а другие здесь, и никаких претензий руководство тюрем в связи с этим не предъявит. Тем более что система такие методы негласно поддерживает. Это ведь не в качестве наказания придумано, — теперь он говорил, слегка понизив голос, — а для того, чтобы признание в конечном итоге спровоцировать. Человек все равно осужден, все равно сидит, так можно ведь с тем же успехом отбыть срок и в лучших условиях. А у правоохранительных органов статистика повышается.
Рассуждал Раджер спокойно, я бы даже сказал, беспристрастно и личного отношения к описываемой данности не высказывал, словно был в равной
