— Ты знаешь древний язык?
— Да, конечно, мы все его изучаем. И тебе тоже предстоит, не волнуйся, — улыбнулась она. — Потом, когда более-менее освоишься с другими науками.
— А как переводится твое имя?
— Тия — это «весна».
— А Ив?
— Никак не переводится, такого слова в древнем языке нет, — спокойно пожав плечами, ответила собеседница. Видя мое недоумение, пояснила: — Это не имя, это сокращение.
— А как звучит его полное имя? И зачем его сократили? — спросила я удивленно. Ивом Железного регента называли решительно все, и такое известие всерьез озадачило. Конечно, это его личное дело, но в чем разница?! — Его собственное имя означает что-то неприличное? И почему ты так странно на меня смотришь? — нахмурилась я.
Тия глядела внимательно, пристально, как будто пыталась заглянуть в голову и прочитать мысли. Она вновь казалась серьезной и собранной взрослой женщиной, много старше и опытнее меня.
— Задумалась, — коротко отмахнулась она наконец. — Знаешь, я не уверена, что мне стоит обсуждать с тобой этот вопрос. Ответ я знаю, но это совсем не мое дело, и, если хочешь узнать, спроси лучше его самого.
На этом моменте разговор неожиданно прервался, повисла тишина. Мы с Тией за время беседы успели добраться до небольшой трапезной залы, где стояло несколько одинаковых столов, каждый из которых был окружен четырьмя креслами.
В молчании мы приступили к еде — при нашем появлении слуги сноровисто накрыли один из столов. Тишина перестала давить и казаться натянутой, но, впрочем, ни о каком спокойствии речи на самом деле не шло. Я была в растерянности и смятении, в голове никак не укладывалось сказанное сейчас Тией. То есть я понимала, что она говорила, но совсем не понимала, почему такой простой вопрос вызвал подобную реакцию.
Ив на самом деле — наследник, внебрачный сын кесаря, и знание полного имени как-то может его разоблачить?!
Понимая, что вряд ли сумею самостоятельно догадаться о причинах такого поведения Тии, я задумалась, с кем можно обсудить этот вопрос. Выходило — только с Лиа. Учителя и остальные дети кесаря наверняка ответят в том же ключе: мол, не нужно лезть не в свое дело. Был, правда, еще Райд, который не стеснялся обсуждать своего начальника и возможного родителя, но его я решила оставить на крайний случай.
Еще, конечно, можно было последовать совету Тии и в самом деле обсудить вопрос с самим Железным регентом, но следовать ему я не спешила. Не думаю, что мне хватило бы решимости заговорить об этом, а даже если бы и хватило… лучше пять раз выслушать отказ от окружающих, чем один раз услышать сказанное резким холодным тоном «это не твое дело».
Мне вообще было очень боязно столкнуться даже не с гневом Ива Ярости Богов, а именно с его спокойным равнодушием, которого удостаивались все безразличные ему люди, от прислуги до вельмож.
После еды мы с Тией распрощались и разошлись каждая на свои уроки, а вечером, после них, я намеревалась все-таки расспросить свою знакомую из Нижнего дворца.
Вот только, увы, узнать что-то новое было не суждено. Лиа я действительно сумела найти, она согласилась отвлечься от своих дел и переброситься парой слов, но пользы этот разговор не принес: женщина сама очень удивилась и ответила, что никогда не слышала, чтобы Железного регента называли как-то иначе. Но пообещала поспрашивать и поделиться новостями, если вдруг что-то выяснит.
Райд же отбыл в город с поручением, поэтому поговорить с ним не удалось.
В Верхний дворец я возвращалась в сильной растерянности. Я догадывалась, даже была уверена, что прошлое Железного регента хранит не одну тайну, но никогда не смогла бы представить, что начнутся они уже с имени.
Глава 9
Лекарство от безумия
Этот день складывался гораздо лучше предыдущего. Начался он с того, что благодаря Даору я прекрасно выспался, продолжился неторопливым приемом просителей и разбором мелких дрязг. Почему-то это действо не только не раздражало меня, но всегда настраивало на спокойный и философский лад. В моем присутствии спорщики старались держать себя в руках, говорили тихо и по существу, а также искренне опасались разозлить Железного регента, и это было… забавно. И даже тогда, когда кто-нибудь из просителей набирался наглости настоять на своем или даже попытаться разжалобить меня,
