– Да плевать! Открыть огонь! Уйдут же! Огонь!
– Есть открыть огонь! – козырнул командир полка полевой артиллерии и бросился к своим подчиненным.
Послышались отрывистые команды и возня расчетов.
А император все это время раздраженно наблюдал за кораблями в Балаклавской бухте. Они медленно, но уверенно уходили…
– Огонь! – наконец раздалось откуда-то из-за спины.
И парой секунд спустя ударили шестидюймовые нарезные полевые «Единороги» слитным залпом «в ту степь». Долгий полет снарядов. И толстые, тугие столбы воды поднялись над водной гладью. Без попаданий, разумеется.
А Дмитрий скрипел зубами.
Победить в этой кампании не представлялось сложным. Но всегда, каждую войну он возвращался с большим удоем. Все его легионеры получали внушительные премии, зная, что заслужили. Все семьи павших, наравне с увечными и тяжело раненными, ставились на ощутимый императорский пенсион. А тут – не война, а позорище. Ни битв больших, ни трофеев знатных. И если снаряды было хоть и жалко, но не сильно. То бойцы, потерянные во время штурма Азова с Перекопом, да в засадах, жгли напалмом его самолюбие.
А еще ему изрядно доставляло беспокойство то ощущение, что им грубо попользовались его союзнички. От чего он хмурился все больше и больше. Ведь могли же воевать сами. И успешно. И войск, и вооружения хватало. Им надо – вот и дрались бы. Но нет. Его подбивали. Даже ишаку было понятно – вступление в таких обстоятельствах Руси вынуждало Османскую империю стягивать против нее огромную армию. А значит что? Правильно. Снимать войска с других участков.
В принципе – ничего такого в этом не было. Одна беда. Выгоду от подобной комбинации получали все, кроме Руси. Конечно, ей отходил Крым. То есть очередной дикий, пустынный регион, которых у нее и так хватало. Только, в отличие от того же Урала, Крым сразу становился огромным центром затрат. Сюда требовалось ударными темпами строить дорогу, ставить крепости, верфи и завозить людей. Но главное – разворачивать строительство довольно большого военного флота для защиты территории от османов. Однако финансовых выгод это все не несло из-за закрытости акватории. С кем там торговать? С турками да с пока еще собственным пустынным побережьем. Ничего не скажешь – классное приобретение! В духе: «Поздравляю, вы выиграли большой долг!» Дмитрию такого подарка и даром было не нужно, во всяком случае пока.
Да, помочь союзникам было неплохо. Но что с этого всего шло лично ему? А что его легионерам? А что его державе? Ведь, по сути, все сводилось к тому, что союзники должны были подойти, похлопать по плечу, крепко пожать натруженную руку и сказать большое человеческое спасибо.
Свинство! Иначе и не скажешь.
С каждым залпом, который поднимал тугие столбы воды в акватории Балаклавской бухты, Дмитрий становился все мрачнее и злее. Ведь уплывали его трофеи. На дно или за горизонт – не важно. Главное – не в его руки. А вместе с ними уплывала и последняя, хоть какая-то видимость успешной кампании. Даже не в его глазах, а среди легионеров. Так-то деньги были. И много. Он легко мог выплатить большие премии. Только всем было бы ясно, насколько они фиктивны. Насколько лживы. И в головы честных легионеров… да и не легионеров даже, а в головы простых ремесленников и купцов невольно закралась бы мысль о том, что их император не так уж и крут. Что вот как его можно провести. Прокатится, да с ветерком. Кинуть не только на круглую сумму, но и на личные интересы. А значит что? Правильно. Им тоже можно. Всем можно, если осторожно. И никакой кровью потом такие мысли не вытравишь. Говорят, что один раз не Леголас. Но это только в сказках. В реальности все намного хуже. Один раз оступишься – всю семью в эльфы запишут…
Глава 6
21 июля 1621 года, Стамбул
В эти неспокойные годы на просторах огромной Османской империи правил юный султан – Осман II[60], сын Ахмеда I[61] от его красивой, но не самой влиятельной супруги – Махфируз[62]. Более того – опальной. Ведь незадолго до воцарения малолетнего сына ее перевели в Старый дворец, где она и умерла при странных обстоятельствах на тридцатом году жизни. Мало того, даже после того, как ее сын стал султаном, она по обычаям того времени не была переведена в Топкапы [63] и не получила титул валиде. А ведь для эпохи так называемого «Женского султаната» это было так типично. Кроме того, довольно удивительным является и то, что после ее смерти женщину тихо и быстро «прикопали» на кладбище при мечети в Эюпе без отдания каких-либо почестей, а не рядом с супругом в Голубой мечети. Совершенно очевидно, дама была либо очень сильно оступившаяся в чем-то важном, хоть и не смертельном, либо не имевшая ни малейшего влияния при дворе. Что в общем-то неудивительно. Ведь именно в те годы жила и действовала знаменитая Кёсем-султан[64] – одна из самых влиятельных дам «Женского султаната» за все годы его существования… да и, пожалуй, всей истории Османской империи.
Анастасия была дочерью греческого священника из Боснии, рожденная около 1590 года и захвачена в рабство совсем юной. Продана на рынке рабов, откуда и попала в гарем к своим пятнадцати годам. И сразу же привлекла внимание Ахмеда I, который дал ей имя Махпейкер, что значит «луноликая», отмечая красоту ее лица. А позже она обзавелась еще и именем «Кёсем», что означало ее как лидера, вожака. Властная и очень влиятельная особа не была матерью старшего сына Ахмеда, но родила ему множество детей и сумела этим грамотно распорядиться. Ее влияние при дворе быстро усиливалось. И если во время правления своего супруга она имела очень ограниченную власть, то вот потом… Фактически в 1621 году в Османской империи правила
