Сармату? Одаренную деву или ведьму?
Повисло молчание, и наконец Совьон покачала головой.
– Я не знаю, – ответила она. – Я не знаю… Драконья невеста не ведьма и, похоже, не слишком одарена, но…
Новое молчание нарушали лишь скрип мерзлой почвы под копытами и колесами да разговоры людей за спиной.
– Ладно. – Тойву уверенно повел плечами. – Кем бы она ни была, к зиме она окажется в чертогах Сармата, и пусть боги решают ее судьбу.
– Пусть боги решают, – согласилась Совьон и вскинула лицо к небу.
Белесый луч солнца мазнул ее по синему полумесяцу на скуле.
Песня перевала
II
Рацлава сидела в повозке, когда ее пальцы снова начали кровоточить. Прежде чем девушка поняла это, она испачкала платье на коленях – багряные, княжьего цвета капли растеклись по витиеватому узору, вышитому серебряными нитями, хотя Рацлава не видела ни багрянца, ни серебра. Раньше ее одежды часто бывали в крови, и сестры говорили, что даже на выстиранных юбках и рукавах оставались побледневшие алые пятна.
– Матушка. – Она провела рукой над бровями, будто пыталась скинуть невидимую пелену. – Пожалуйста, помоги мне.
Старуха делила с ней повозку и обязывалась исполнять любую ее прихоть. Жилистая, желтокожая, как и многие жители Пустоши, Хавтора, дочь Ошуна, прятала голову под шерстяным шафранным покрывалом и заплетала седые и жесткие, словно проволока, волосы в два пучка на затылке. Ее сухие руки покрывали веточки красных татуировок, а шею окольцовывал широкий рабский ошейник.
– Вих шарлоо, – промурлыкала она, поглаживая пальцы Рацлавы. – Я позабочусь о тебе.
Любая красавица ужаснулась бы, если бы только увидела ладони драконьей невесты. На них не было ни следа трудовых мозолей, но кипенно-белая кожа плохо переносила мороз, краснела и лопалась, застывая на костяшках розоватой коркой. К тому же по пальцам тянулись неизвестно откуда взявшиеся шрамы и плохо заживали борозды ран, тонких, будто оставленных лезвием ножа. Они схватывались новой кожицей и тут же открывались снова.
– Халь фаргальд, – покачала головой Хавтора, перевязывая пальцы тканевыми лоскутками. – Кто порезал тебя, ширь а Сарамат?
Старуху не трогало ни то, что ее подопечная ничего не видела, ни то, что она принадлежала к народам Княжьих гор, – их в степной низине считали захватчиками. Рацлаву назвали невестой Сармата-дракона, и за это Хавтора была готова целовать ее искалеченные руки и исполнять любой приказ.
– Меня никто не резал, – покачала головой Рацлава.
Отпустив ладони, Хавтора дотронулась до красно-розовой коросты у нее на лице и шее.
– Это от холода, верно, ширь а Сарамат? Ну ничего, ничего… Дыхание твоего господина жарче пламени подгорных плавилен. Он согреет тебя. – Старуха тихо засмеялась. – Сколько тебе лет? Шестнадцать? Семнадцать?
– Девятнадцать.
– Ты засиделась в девушках. – Желтые пальцы потрепали круглую белую щеку Рацлавы. – Но теперь ты станешь хозяйкой Гудуш-горы, Матерь-горы по-вашему, и все подземные народы будут кланяться тебе и рассыпать перед тобой невиданные богатства. – Она устроилась на подушках напротив девушки и, скрестив ноги в коричневых шароварах, подперла подбородок кулаком. – Возможно, ты даже встретишь Чхве, искуснейшего кузнеца, который ростом в полчеловека. Что он выкует для тебя? Ожерелье из огней чрева горы? Корону из обломков великанских пальцев?
– Глаза, – обронила Рацлава, и свет, просочившийся в окно повозки, тускло сверкнул на ее молочных бельмах.
Не успело зайти солнце, как случилась первая неприятность. Мерно покачивающаяся телега драконьей невесты и ее рабыни подпрыгнула, противно заскрипела и накренилась: камень, прокатившийся под ногами лошади, попал в колесо. От неожиданности Рацлава не смогла удержаться, и ее резко повело в сторону. Ударившись о стену повозки, девушка разбила себе подбородок.
– Нарьян, песий ты сын! – взревел где-то обычно сдержанный Оркки Лис, и из его рта полился поток отборной черногородской брани. – Тойву, всыпь этому вымеску тридцать плетей, и раз он не может усидеть на вожжах, то пусть идет пешком!
– Хая адук, – зашептала Хавтора, обнимая Рацлаву за шею. – Жинго-ка, ширь а Сарамат?
Рацлава понимала, что всё – дорогие одежды и забота старухи с Пустоши – досталось не именно ей, а случайной девушке, отданной Сармату на растерзание. Но она не раздражалась и не дерзила, аккуратно носила платья и украшения и вежливо говорила с Хавторой – но только не в этот раз. Не успев вытереть кровь с подбородка, Рацлава грубо отпихнула кинувшуюся к ней рабыню.
– Прочь, – зашипела она, и ее полное лицо сделалось страшным.
Она судорожно захлопала себя по горлу, как будто ей не хватало воздуха, и дрожащими пальцами, перетянутыми лоскутками, подцепила кожаный шнурок. Спустилась по нему вниз и с невероятной осторожностью ощупала подвешенную на нем длинную свирель.
– Слава богам, – слабо выдохнула Рацлава.
В повозку заглянула женщина.
– Как ты, Раслейв? – весело спросила она с акцентом не жителей Пустошей, но воинов высокогорий. – Не слишком испугаться?
