красноватым янтарем растекался по пальцам Рацлавы.
– Не знала, что ты умеешь лечить. – Да что она вообще знала о женщине, которая охраняла каждый ее шаг? Ничего.
Совьон хмыкнула.
– Убиваю я лучше, чем лечу.
Хавтора ждала снаружи повозки, пока Совьон медленно оборачивала тканью одну из искалеченных рук. Порезы Рацлавы жглись и ныли, но девушка убеждала себя, что дальше станет легче.
– Ты не будешь играть сейчас, – ровно сказала женщина. – Потому что ты не хочешь умереть раньше времени.
Рацлава согласилась. Совьон отпустила ее правую ладонь, которую девушка тут же положила на грудь, и принялась за левую. Плеск – Хавтора подала чистую воду. Шорох – упал первый лоскут, заляпанный гноем и кровью. Засохшая ткань плохо отходила, как бы Совьон ее ни смачивала, и Рацлава стискивала зубы. Чтобы отвлечься, она подала голос.
– Ты знаешь, что на привалах со мной часто разговаривает тот хмелевый парень, Лутый?
– Хмелевый? – Совьон почти улыбнулась, но потом стала серьезна, как прежде. – Знаю.
Еще бы. Она знала и то, что Рацлава не открывала Лутому ни своего прошлого, ни настоящего, а тот не подходил к ней ближе, чем следовало, и истории его были незамысловаты.
– Он рассказывал о тебе.
Совьон промолчала. Прихвостень Оркки Лиса был болтлив и проворен, но не мог рассказать о ней ничего, кроме того, что случалось в Черногороде.
– Когда ты положила свой меч у ног князя, он заставил тебя сразиться с медведем?
Травы, розмарин и кровохлебка, приятно треснули в пальцах Совьон.
– С тем, чья голова украшает вьющиеся над Черногородом знамена Мариличей. – Женщина заправила за ухо черную прядь. – Потом были княжеские дружинники.
– И ты одолела всех. – Рацлава чуть приподнялась.
– Кроме одного.
Масло зверобоя потекло на кожу – вязкий запах меда и душистого луга.
– Ты не смогла бы остаться, если бы победила Тойву, – произнесла Рацлава, пусто глядя молочными глазами. – Тебя бы не принял даже князь, а воины бы решили, что ты ведьма. Потому что для них нет человека сильнее, чем их предводитель.
Совьон склонила голову.
– О чем ты, драконья невеста? – В ее голосе засквозило раздражение. – Ты не знаешь, какова я в бою. Так почему ты думаешь, что в тот день я поддалась?
Рацлава не нашлась, что ответить.
– Тойву – великий воин, – продолжала Совьон, расправляя лоскутья. – Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть великим.
Рацлава поняла, что зря понадеялась, будто Совьон позволит ей чуть больше узнать о себе. Эта женщина проводила с ней дни дороги, слушала ее свирель, следила за каждым шагом. Разглядела певунью камня и самозванку, а сегодня нарочито холодно отметила углубившиеся раны – Рацлава хотела бы расспросить ее хоть о чем-нибудь, но…
– Спасибо. – Когда Совьон закончила, лицо Рацлавы наконец-то приобрело живой цвет, а жжение в руках притупилось. Воительница бросила грязную ткань в бочонок, намереваясь выплеснуть в костер, но перед тем, как оставить девушку, скользнула по ней взглядом. По круглым белым щекам, язвочкам в уголках губ, серебряным гроздям серег. И, казалось, смягчилась.
– Тебе незачем знать обо мне,
– О чем говорила Жамьян-даг? – спросила Хавтора, когда кони отдохнули, а караван двинулся с места. Диск солнца блестел над кольцами подъема, освещая слоистые изломы взгорья и безоблачную небесную воду, растекшуюся над вершинами.
– Ни о чем важном. – Рацлава осторожно положила руки на колени. И это было правдой, но почему-то внутри у нее потеплело от мысли, что есть кто-то, отдаленно похожий на нее. Младенцем Совьон тоже отнесли умирать в лес.
Караван поднимался, а Рацлава, засыпая, невесомо поглаживала свирель. Багрянец на молочной кости: углубления ритуальных узоров до сих пор были заполнены кровью. Нить, которую девушка вырвала из Скали, еще тонко шептала в воздухе.
Топор со стола
III

За бортом перекатывалось зеленовато-серое море. У горизонта холмы его волн касались мутного неба, по которому плыли и плыли облака: так сменялись дни. Со дна поднимались скалы, похожие на окаменевшие останки древних чудовищ. Корабль проходил мимо огромных зубастых голов, и раскрошенных лап, и отвердевших кож, которые могли бы сбрасывать с себя твари пучин.