– А это кто?
– Этот человек тут под мою ответственность, – сказал Дайгер, у него были кое-какие мысли насчет парня.
Слишком уж вовремя он появился, слишком уж естественно себя вел и пытался угодить, втереться в доверие. Хорват избегал закрытых жестов, разговаривая, копировал жесты собеседника.
Дайгер не заметил бы этого, не изучай он в юности модное тогда искусство пикапа и методику НЛП. Ну, не может парень, выросший на руинах, так себя вести!
Потому непредусмотрительно отпускать его, вероятного противника, не проведя расследование и не применив сыворотку правды, обмануть которую еще никому не удавалось. Если парень чист, пусть идет на все четыре стороны или поступает на службу, если нет…
Мысль Дайгера оборвалась, когда он увидел шагающего навстречу Айзека в сопровождении двух подчиненных. Ветер развевал полы черного плаща, шевелил короткие русые, как и у Курта, волосы. Как всегда во время сильных переживаний, лицо Айзека покрылось красными пятнами, и так великоватый тонкий нос с горбинкой выдался еще сильнее.
Одного сопровождающего Курт знал, это был Мачо, некогда красавец мужчина, спортсмен и кикбоксер, ныне безногий инвалид. Правую ногу ему протезировали от середины бедра, вторую – ниже колена. Мачо заново научился ходить, и если не знать о его увечье, никто не сказал бы, что этот прихрамывающий человек – безногий. Что самое забавное, женщины не перестали любить его.
Поскольку Мачо не мыслил жизни без войны, по просьбе Курта его перевели в штаб. Мачо ответил на рукопожатие, буркнул под нос приветствие и замер, скрестив руки на груди. Второй сопровождающий, невысокий, лысеющий с темени мужчина семитской внешности представился как Алекс Терновский.
– Ты один? – воскликнул Айзек. – Что случилось с Пабло? К чему эта таинственность?
Дайгер покосился на штабных – они были спокойны в отличие от Айзека, готового схватить Курта за грудки и вытрясти правду:
– Отойдем, братишка, – проговорил Дайгер-старший, косясь на сопровождающих.
Айзек плохо владел собой, краска прилила к его бледному лицу, даже белки глаз покраснели:
– Прошу соблюдать субординацию! Прямо сейчас ты нам скажешь, где Пабло, что за человек у тебя в машине и что это за самодеятельность!
– Отойдем, ситуация экстраординарная, – сказал Дайгер таким тоном, что младший брат, хотя и был званием выше, подчинился и поплелся за Дайгером, оставив остальных в недоумении.
– Встречаемся в кабинете, – пробормотал он на ходу, запахивая плащ. Похоже, братишка не в курсе подробностей.
– Где можно уединиться, чтобы не было лишних ушей?
Айзек остановился, завертел головой и указал на вертушку, в которой, очевидно, прилетел. Когда уселись в кресла, Айзек с ненавистью уставился на Курта и открыл было рот, чтобы излить на него негодование, но старший брат опередил его:
– Заткнись и слушай. Ситуация вышла из-под контроля. Пабло мертв, по моему приказу его пристрелил Арес.
Айзек еще сильнее открыл рот, а потом захлопнул и растерянно заморгал:
– Как – мертв? Почему?
– Потому что, твою мать, ты отправил меня на гнилое задание! На нас напали солдаты Синдиката. Да-да, не надо так таращиться! Они знали, что мы встречаемся с Пабло, знали, где и когда. Это вообще чудо, что я живой и с тобой разговариваю!
Айзек мгновенно успокоился и сказал:
– Подробности расскажешь?
Курт, конечно же, поделился, сдабривая рассказ ругательствами. Слушая его, Айзек мрачнел, мрачнел, а когда вернулся к детской привычке и начал грызть ноготь, Курт закончил:
– Или в твоей, или в моей команде «крот». Давай так, мои люди ждут меня, твои – тебя, пойдем к ним. Мы ночь не спали, выдели нам комнату, а после, когда ты отчитаешься перед начальством и осмыслишь случившееся, давай встретимся и вместе подумаем, кто знал об операции и мог слить сведения Синдикату.
Айзек нервно хмыкнул, затарабанил пальцами по штурвалу, потряс головой и невесело рассмеялся:
– Как будто я ночь спал! Меня распнут. И тебя, и всех нас. «Отчитаешься», да уж. Подпишешь себе смертный приговор! Да ты хоть представляешь, как мы все влипли?!
Теперь Дайгер улыбнулся:
– Не поверишь, но я рад. Потому что жив. А раз жив, не все еще потеряно.
Его доводы не утешили Айзека. Не он рисковал жизнью и командой. Максимум его могли разжаловать до подполковника.
– Корче говоря, – вздохнул Айзек, – вы пока мойтесь и располагайтесь, я выделю вам сержанта. Я вызову огонь на себя. Потом встречаемся в кабинете и обсуждаем проблему. И у меня, и у тебя будет где-то полчаса времени, чтобы все обдумать, а потом – он развел руками, – допросы и все прочее.
Когда шагали к джипу, вдалеке загрохотала колонна бронетехники, и Курт спросил:
