– Нет, нет, – горячо возразил Билл. – Под такое название не выбьешь у конгрессменов и цента. Оно… никакое. Название должно звучать громко. Например: агентство… Агентство национальной безопасности, – торжествующе улыбнулся он. – Даже Уилки[59] под такое название выдаст нам горку «зеленых спинок».
Тому-Толику, если честно, было не до всех этих подробностей. Его снова терзали муки выбора. Одна его половина рвалась в Россию, вторая прагматично подсчитывала плюсы и минусы такого шага. В целом получалось, что минусов больше, так как никаких доказательств иновременного происхождения у него не было. Поэтому Том считал самым вероятным, что его выдадут назад. Особенно учитывая известную ему историю с налетом американских «лайтнингов» на советские войска. Русские сбили несколько самолетов и предъявили доказательства преднамеренности удара – карты с нанесенной обстановкой. В результате последовали громкие разбирательства, отставки и даже суд для некоторых командиров. Администрация ясно показала, насколько она заинтересована в дружбе с русскими. Но ведь и русские не меньше заинтересованы в дружбе с американцами. И что им мешает вернуть простого армейского контрразведчика, не знающего никаких особых секретов? Ничего.
Но, несмотря на эти логичные рассуждения, душа болела и рыдала. Поэтому в Берлин Том ехал отнюдь не в лучшем настроении. Тем более что он так и не смог придумать, как незаметно передать новое сообщение. Во второй раз ловить кого-то на улице и незаметно всунуть конверт? Так сейчас Берлин сорок пятого, а не Вашингтон сорок третьего. Толпы на улицах не будет. Патрули ходят по трое, готовы к любым неожиданностям и вряд ли подпустят американца близко. Передать через какого-нибудь немца? Сначала надо выучить немецкий, а с этим ни у Тома, ни у Толика ничего не получалось. Ну, кроме простейшего набора слов из солдатского разговорника, достаточного для предложения сдаться.
Два джипа и автобус, на которых ехали американцы, проникли в Берлин со стороны английской зоны, ближайшей к Потсдаму. Пока ничего интересного Том не увидел. Город лежал в руинах. Обычная картина для города, в котором произошли ожесточенные бои. Разве что разрушений побольше, чем в городах, которые брали американо-английские союзники. Развалины так близко подступали к дороге, что двум машинам было сложно разминуться. И пыль. Несмотря на пару месяцев с окончания боев, пыль еще лежала практически везде, поднималась из-под ног редких прохожих и колес проезжающих автомобилей. Прохожие, в основном женщины и дети, провожали автомобили с американцами равнодушным взглядом.
Проехав через полгорода, небольшая колонна приблизилась к рейхстагу. Вокруг здания все верхушки деревьев были иссечены снарядами и пулями. Листья покрыты налетом извести и вездесущей каменной пыли, многие стволы деревьев надломлены. Американцы шумно высадились, и Томпсон проинструктировал их, напомнив, чтобы не разбредались далеко.
– И ведите себя достойно. Помните, что вы американские парашютисты.
– А если что-то случится, сэр? – спросил кто-то из задней шеренги.
– Если вы попали в клетку к тигру, то это проблемы… – заметил Том.
– Тигра, сэр! – дружно ответили сразу несколько голосов.
– Но без фанатизма, парни. Напомню, что война все же кончилась! Встречаемся здесь, через два часа. Разойдись! – скомандовал капитан и, развернувшись, пошел к зданию.
Все стены рейхстага были в надписях – казалось, на них не осталось ни одного свободного места. Запомнилась Тому одна из них: «Здесь был русский Иван, навел порядок и ушел дальше». Подумав и осмотревшись, он достал свой нож и нацарапал на первом же более-менее свободном участке две надписи на русском и английском: «Развалинами Берлина удовлетворен. Пискунов» и «82-я парашютно-десантная. Т. Томпсон».
Когда он заканчивал выцарапывать последнее слово, сзади раздался голос. Кто-то ехидно спросил по-русски высоким, ломающимся тенорком:
– А што энто ты там творишь, мериканец?
Том неторопливо развернулся. Шаги этих двоих, одетых в сапоги с подковками, он засек уже несколько минут назад. Но не думал, что они начнут придираться к нему, даже когда остановились сзади. Двое в подогнанной по фигуре советской форме и надраенных сапогах, с повязками «Патруль», стояли и смотрели на него с презрительной усмешкой. Которая, надо признать, сразу поблекла, когда из-за стены выскочил старший лейтенант с такой же повязкой и закричал:
– Киселев, Доренко! В чем дело? Что случилось, верблюды?
– Товарищу старший лейтенант… тут, это… Мериканец чегой-то тут творит… – хором затянули патрульные.
– Что творит? – старший лейтенант подошел поближе, глянул на стенку и, очевидно, заметив надпись на английском, ругнулся: – Вы, два …, не видите, что он просто расписался? Как и американец Никола Бурлак, который тут недалеко тоже расписался на стене. А этот союзник еще и офицер, – констатировал начальник патруля, бросив взгляд на Томпсона.
Том удивился, услышав про какого-то Николу, который американец, и решил позднее посмотреть, что за такой Бурлак и откуда. Если эта встреча не закончится чем-нибудь неожиданным, конечно.
– Извините, офицер, – на несколько корявом английском обратился к нему старлей. – Они полагать, вы портить надпись.
–
