Часть третья
(
Почти что невозможно даже попытаться описать истинные ощущения от странствия во времени, де Мариньи. Честно говоря, когда путешествуешь во времени — а я это проделывал много раз со времени нашей последней встречи, — остается очень мало
Экстрасенсорная чувствительность во мне осталась невероятно высокой. Я улавливаю вибрации, лежащие за пределами восприятия большинства других людей. Большинство людей физически слепы, а многие ли смогут объяснить цвета слепому от рождения? Вот так и я не могу описать это шестое чувство своей психики и то, как мне удавалось управлять часами, соединяясь с ними сознанием. Если я смог бы сказать, что часы — не машина, а отдельное существо, то тогда все получится так, будто бы…
Однако большая часть всего этого ни к чему, так как все равно я не смогу объяснить ощущение путешествия во времени. Даже точное управление часами пока мне недоступно. То есть я очень ловко вожу свое «транспортное средство» в пространстве и горжусь этим, но совсем другое — водить часы через время, поскольку это совершенно не согласуется с природой человека.
И конечно, именно по этой самой причине наша попытка путешествовать во времени вместе стала почти катастрофической. Я практически не имел опыта пользования часами. Сейчас поражаюсь — как я вообще рискнул предпринять такую попытку, а ведь тебе гораздо меньше известно о механике этих часов! Ты знал только то, что я старался объяснить тебе о них. Подумать только, что мы решились на такое странствие, остались в живых и теперь можем говорить об этом!
Но как бы то ни было, у меня уходило почти все время — опять-таки приходится употреблять это слово, хотя, откровенно говоря, оно теперь мало что значит для меня — только на то, чтобы ментально держаться за элемент квазивселенной, в который превратились часы. Я пытался овладеть «рычагами» управления с помощью своего неопытного в этом деле сознания, и при этом часы скользили и сновали из стороны в сторону по ткани всего пространственно-временного спектра. И при том, что часы как раз были созданы для подобной работы — ведь они просто-напросто представляют собой средство передвижения для путешествий по различным измерениям, человеку никогда не приходилось подвергаться таким стрессам. Мне приходилось сражаться со всеми силами порядка — силами, которые старались удерживать меня в моем верном и положенном для меня времени и пространстве и которые вовсе не желали позволять мне вырваться из моей сферы существования. Мало того, мне еще приходилось пытаться связаться с тобой, де Мариньи.
Наконец, когда я начал думать, что не смогу больше продержаться, когда я уже почти отказался от попытки овладеть управлением часами и решил сдаться, и пусть бы все полетело в тартарары, я вдруг ощутил, что моя «машина» вдруг выровнялась и полетела более строгим и четким курсом. И тогда я понял, что прилагал слишком большие усилия к управлению. Так у новичка за рулем из-за отсутствия мастерства вождения машина подпрыгивает и упирается. Часы были предназначены для гораздо более мягкого подхода, чем тот, который применил к ним я, но я, по крайней мере, начал немного продвигаться вперед в своем понимании множества сложностей и тонкостей общения с часами.
И вот тут я осознал, что ты ускользаешь от меня, де Мариньи. Сосредоточив все свое внимание на ментальном симбиозе с машиной, я ослабил связь с тобой. Я стал кричать тебе, чтобы ты оставался со мной, чтобы ты следовал за мной, чтобы ты соединил свое сознание с моим и стал един со мной и машиной. Но было уже слишком поздно, ты исчез!
А я не знал, как затормозить свою машину. Она, словно обезумевший жеребец, мчалась сквозь годы, а у меня не было вожжей, поэтому я мог только уныло держаться за гриву. Ты исчез, потерялся в морях времени, а я не мог хотя бы приблизительно догадаться, где и как искать тебя. А ты словно бы был чем-то вроде якоря, привязывавшего мой корабль времени к своему веку, — и теперь эта цепь была порвана, и часы понесли меня по потоку времени еще быстрее. Вибрируя от нетерпения, они мчались куда-то туда, где время заканчивалось!
Тогда я постарался глубже проникнуть своей психической чувствительностью в сущность часов, и несмотря на то, что потерял тебя неведомо где и был в ужасе от этого, я вдруг начал испытывать безумную эйфорию просто от той скорости, с которой столетия пролетали мимо под тиканье часов и биенье моего взволнованного сердца. Теперь заработали мои более привычные чувства, хотя и в совершенно непривычной форме: через сенсорное оборудование моего космического корабля (позднее я стал называть это оборудование сканерами) ко мне начал проецироваться вид за бортом, и я увидел знакомые мне
