в Сети. Иногда это срабатывало.
Общая беда не всегда объединяет. С Анной они почти не разговаривали. Она односложно отвечала на вопросы и ни о чем не спрашивала сама. Вечером Игорь обнаруживал ее там же, где оставил утром, – в кресле перед телевизором. Канал тоже оставался прежним.
Она не общалась ни с кем, кроме тещи. Ее телефон молчал сутками. Прежние подруги то ли испугались (невезение заразно), то ли просто устали звонить (из десяти звонков Анна в лучшем случае отвечала на один). Ее мертвая страница в «Одноклассниках» теряла последних посетителей. Из этого состояния она ненадолго выходила лишь два раза в месяц.
В эти дни Игорь под вздохи главбуха Лены («Чем я эту наличку закрывать буду?») и протесты Алексея («Андреевич, мы же не „Олимпстрой“») забирал очередные пятьсот тысяч из кассы, брал Анну и ехал в аэропорт.
Блок «Д2» медицинского кластера, в котором работал Светлов (так звали лысого), находился на окраине Москвы. Пустынная парковка. Пятиэтажный дом с закрытым двором. Табличка над дверью «Всероссийский научный центр „Сколково“». Золотые буквы на красном фоне под стеклом на зажимах. Привет из Советского Союза. Как и подгнившая «Газель» скорой помощи, табличка плохо укладывались в созданный телевидением образ сверхсовременного научного центра.
За дверью начиналась белая пустыня. Дешевый белый кафель на полу и на стенах. Ртутные белые лампы с трещащими дросселями на потолке. Ни мебели, ни картин, ни занавесок.
Охранник всегда был один и тот же – тощий дед с желтыми от никотина усами. Позже, где-то к середине августа, Игорь сообразил, что Светлов из соображений экономии и конспирации договорился о посетителях только с ним.
Обычно Светлов сам встречал их у входа. После короткого приветствия они направлялись в глубь длинного коридора с молчаливыми кабинетами по обе стороны.
– Похоже на сонное царство, но на самом деле работа кипит. Мозги работают бесшумно, – как-то пояснил ученый.
Нужная дверь располагалась в конце коридора перед лифтом. Небольшая комната была разбита на две части стеклянной стеной с металлопластиковой дверью посередине. По ту сторону стекла на маленькой кроватке, застеленной синей простыней, лежал их сын.
Он всегда лежал на краю кровати, словно подвинувшись, чтобы освободить место кому-то еще. Всегда неподвижно, в неестественно вывернутой кукольной позе. Меха аппарата искусственного дыхания надували его как шар и вновь спускали. Руки, ноги и голова не шевелились. Глаза были закрыты, а синие губы сжаты.
– С ним точно все в порядке? Это он? У меня такое чувство, как будто я стою перед телевизором.
Жена повторяла эту фразу каждый раз и трогала стекло пальцами. И каждый раз у Игоря возникало желание заорать, чтобы она заткнулась. От страха. Потому что сам он чувствовал то же самое.
– Все в порядке. Мы погрузили его в медикаментозный сон. Препарат разжижает метастазы в мозгу. Для пациента лучше, если он пройдет эту процедуру в бессознательном состоянии.
– Я хотела бы посмотреть, как его кормят, – это вторая, тоже неизменная фраза уже не обладала такой разрушительной силой.
Светлов отвечал, что, к сожалению, это невозможно. Во время ночных кормлений попасть внутрь нельзя, а утром, в обед и вечером в коридоре полно народу.
Обычно они стояли перед стеклом до тех пор, пока Светлов не начинал демонстративно поглядывать на часы и топтаться на месте. Если прозрачные намеки не действовали, ученый выражался яснее. В любом случае, к четырем часам свидание заканчивалось, и они расставались еще на две недели.
6
Прошел почти год. Игорь снова стоял у окна в кабинете, когда к воротам подъехала машина. Та самая «Газель», но на этот раз с выключенными маячками. Из нее вылез человек в черном пальто. В руках у него был тряпичный сверток.
До последнего Игорь не верил, что это произойдет, хотя не переставал твердить Анне, что все будет хорошо. Но это случилось. Толстой пачкой банкнот он утер нос самой СМЕРТИ.
На пороге появился Светлов. От волнения Игорь потерял дар речи и вместо слов приветствия поднял руку.
– Не переживайте. Все нормально, – сказал Светлов с порога.
Нормально? Нет. Нормально – это когда дети с четвертой стадией лейкоза умирают в течение полугода. А с Артемом произошло то самое чудо, о котором писала врач из НИИ онкологии.
– Куда положить ребенка?
Игорь кивнул на стол в гостиной.
Когда из тряпок появилась сначала рука, а потом голова ребенка, ком подкатил к горлу. Артем ничуть не подрос, но стал намного подвижнее, чем был год назад. Он крутил головой и таращился куда-то, будто видел сквозь стены.
– Хочу сразу предупредить: небольшая задержка в развитии – это побочный эффект терапии. Весь метаболизм замедляется. Пройдет не меньше трех лет, прежде чем он догонит сверстников. Но, я думаю, по сравнению с решенной проблемой это ерунда.
