спасена и недовольна. Вот подлая бабская натура, все ей должны. Что ты, что я!
Азамат не ответил. Хотелось всей грудью, да чего там… всем существом хватать холодный воздух, не рвущий грудь и даже кишки, не отдающий плесенью складов и пылью резины, давиться, но вгонять его в себя, глоток за глотком. А нельзя… Запалишься, как коняга рабочая после дороги, и все. Сляжешь в горячке, да сам по себе легкие и выхаркаешь, без какой-либо непонятной аномалии. Рентгенов тут давно не встречалось, химзаряды выветрились давно, значит… Значит, точно аномальная хрень, и все тут.
Хотелось остановиться. Передохнуть. Расслабить налившиеся мышцы, тяжелые, как чугунные чушки. Но нельзя. Стоит чуть отпустить самого себя – и потом станет сложнее. И… Азамат выругался. Так, что Даша вытаращила на него глаза. А уж ее-то, после скитаний в Кинеле и трущобах у городка, удивить сложно. Только извиняться некогда. Надо гнать и гнать…
Костыль понимающе оскалился. И навалился на свою половину рычага.
Раз-два, раз-два, металл стучал и скрипел. Дрезина, толкаемая мускулами, разогналась. Неслась под горку, несла людей, вновь спасающих собственные жизни. Сквозь ночь, ставшую ледяной и белой. Через холод, воющий ветром. И не только ветром.
Крыложоры, водяные, редкие черносмерти… Дети Беды страшны. Опасны. Так и есть. Только вот люди за двадцать лет забыли кое о ком. О враге с тысячью лет опыта и страшном не меньше, чем мутанты, эта отрыжка умирающей планеты. И зря.
Беда щедро одарила многих разным. Этому врагу Беда подарила чуть больше сил, выносливости, размеров, скорости… Всего по чуть-чуть. Но этих «чуть» хватило.
Звезды сверкали не только в неожиданно очистившемся небе. Звезды блестели по бокам и чуть позади отчаянно скрипевшей дрезины. Прорываясь через редеющую снежную стену, звезды глаз мешали свой вой с ветром. Вой стаи, идущей за добычей. И не отстающей.
Волки ядерной зимы не желали отпускать сладкое человеческое мясо. Они шли по пятам.
Не волки даже, волколаки.
Светлые, ловкие длинные тени. Уколова, совершенно точно злясь на себя из-за почти пустых магазинов, не стреляла. Рано, глупо, бесполезно. Азамата так и тянуло ее похвалить.
Этих он знал, видел, почти встречался. С точно такими же, длинными светлыми ночными тенями. На оставшемся куске трассы от Октябрьского до Новой Уфы. Несколько лет назад. Он и еще с десяток наемников вели караван с Бавлов. Еда, трудовые ресурсы в виде проштрафившихся сельчан, кожи, пара тюков с беличьими шкурками. И даже мед. Все было как сейчас. Ночь, снег, вой, ветер… Только звезд и близко не виднелось.
От каравана дошла половина.
Волк – существо благородное. Волк лучше человека. Волк…
Азамат ненавидел волков. И не фантазировал про них. Волк – это смерть.
Он чует тебя за километры. Он тише тебя, когда хочет. Он охотится стаей, а волк-одиночка – просто больная, злобная тварь. Волки – это страшно.
Белые тени неслись в кромешной темноте. Белые зимние волки Беды, никогда не водившиеся здесь. Смерть на осторожных сильных длинных лапах. Блестящая застывшими снежинками на густой плотной шубе. Сверкающая едва заметным серебром прячущейся луны в черных глазах. Отсвечивающая слюной на длинных клыках темных пастей.
– Качай, качай, Пуля! – орал Костыль. – Не попадешь в них!
Да ладно…
Уколова все поняла без слов. Вздохнула, посмотрев на свои руки. И, рывком, оказалась на месте Азамата. Перехватила рычаг, не дав дрезине замедлиться.
Раз-два. Раз-два. Азамат не знал, как такое возможно. Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, ехал поезд запоздалый… на двадцать лет запоздалый. А стальные полосы, державшиеся на честном слове и старых, еще деревянных, шпалах, несли дрезину вперед. И уже не верилось, ухнув на очередном ухабе, что за ними на самом деле следили.
Так, хватит. Его дело – свинец и сталь, порох и кровь. Работай, боец, ты снова нужен.
АК превратился в лед. Чертов стальной лед, весом больше обычного «калаша». Металл притягивал и не отпускал пальцы, тянул шерсть драных перчаток, холодил через ладони все тело, доставая куда-то в самую глубь. Темнота, подсвеченная серебром, размазывалась намного быстрее летящей в тартарары старухи-дрезины.
Белые мохнатые тени плавали в снегу, скорости, черной пустоте вокруг. Выли, дразня людей и ветер, соревновались в скорости, тянули время, играли в жуткие кошки-мышки. Появлялись в прорехах мокрой холодной стены, пропадали, сливались с бешено кружащимися последышами бури.
Не попадет? Да ладно? Азамат, шаря глазами вокруг, щурясь от лезущего повсюду мокрого холода, начинал злиться. Что-то шло не так. Совершенно не так.
Воздух в снег не холодеет, не превращается в мерзлый студень, мешающий даже двигаться, колющий ледяными иглами до кости. Мороз не может заставить твои глаза видеть расплывающиеся неуловимые силуэты, пусть твои зубы выстукивают сумасшедший ритм, чуть не крошась друг о друга.
Не попадет?
