type="note" l:href="#n_20">[20]
А в боковой ложе для почётных гостей расположились несколько высокопоставленных чиновников, среди которых наверняка был тот самый Шевцов. Впрочем, я на них особо не пялился, ожидая, когда в зале установится тишина, чтобы приступить к исполнению. Без микрофона, потому что в это время, похоже, на эстраде ими ещё не пользовались. Но вроде акустика здесь неплохая, надеюсь, не осрамлюсь.
Опыта выступлений перед такой массой народа у меня не было, так что меня слегка потряхивало. Но с первым же аккордом всё волнение моментально улетучилось, и, негромко прочистив горло, я запел:
Сказать, что публика была в восторге, – значит не сказать ничего. Тот же Утёсов аплодировал, не жалея ладоней. Мне пришлось эту вещь ещё дважды исполнять на бис, несмотря на умоляюще сложенные руки стоявшей сбоку за кулисами ведущей концерта и беззвучный мат директрисы Дворца пионеров.
Наконец я заявил, что в моём репертуаре имеется ещё одна песня и, чтобы не задерживать других артистов, пора бы уже её исполнить. И запел «Тёмную ночь». Тут уже случился совершенно обратный эффект. Нет, понятно, песня зрителям также пришлась по вкусу, однако не было свиста и нескончаемых оваций с требованиями исполнить на бис. Зал задумчиво притих, а я, стоя в круге света, предположил, что у некоторых в зале предательски блестят глаза. Ну что ж, я и сам расчувствовался, когда пел, так что заканчивал чуть ли не с комом в горле.
– Друзья… Товарищи, – объявил я. – У меня для вас приготовлен небольшой сюрприз в виде ещё одной, на этот раз незапланированной песни. Если вы не против, я готов её исполнить.
– Давай! – крикнул кто-то из зала, и его подхватила масса глоток.
Я многозначительно поглядел на ВИП-ложу. Гладко выбритый товарищ лет за сорок, во френче снисходительно кивнул – не иначе сам Шевцов. Да и Утёсов подмигнул. Я начал играть проигрыш, забыв обо всём на свете, полностью погрузившись в музыку Никольского.
Народу понравилось, на этот раз обошлось без слёз, и аплодировали дружно. И снова по просьбе зрителей пришлось исполнять на бис. Приятно, чёрт возьми, побыть какое-то время звездой, пусть даже художественной самодеятельности. Откланявшись, я скрылся за кулисами, где меня встретила разъярённая директриса.
– Вы что себе позволяете, товарищ Кузнецов?! – прошипела она.
– Что-то не так? – наивно поинтересовался я. – Народу вроде понравилось.
– Вы срываете график выступления других участников! – со свистом выдохнула она.
– Думаю, лишние пять минут погоды не сделали.
– Пять?! Да вы провели на сцене семнадцать минут, больше, чем остальные артисты!
– Послушайте, музу нельзя втиснуть в какие-то рамки, она не терпит ограничений ни по времени, ни по каким-то другим параметрам. Тем более что после моего выступления объявили перерыв.
– Вы мне тут демагогию не разводите…
– Что случилось? – О, а вот и Варя подоспела в своей неизменной алой косынке.
Директриса принялась было по новой возмущаться, но комсорг заявила, что у нас срочное дело, взяла меня под руку и увлекла за собой. На вопрос, куда она меня тащит, последовало лаконичное «Увидишь». И я действительно увидел… Леонида Осиповича Утёсова. Он находился в комнате для членов оценочной комиссии, с которыми в перерыве гонял чаи. Увидев меня, поставил чашку на стол и протянул широкую ладонь.
– Ну, здравствуй, Клим Кузнецов. Вот решил с тобой поближе познакомиться. Не против?
– Нет, конечно, Леонид Осипович.
– Да можно без отчества, я ещё не старый. Короче: очень уж мне твоё выступление понравилось. Ты нигде раньше не пел, не играл?
Я отрицательно покачал головой.
– Значит, самородок, как я, – хохотнул Утёсов, крепко хлопнув меня по плечу. – Так вот, интересный у тебя репертуар, Клим, три совершенно разные песни. А кто же автор?
– Первые две один знакомый написал, а третью – другой.
– Так это композиторы?
– Нет, что вы, так, в свободное от работы время сочиняют.
Врать, конечно, нехорошо, как говорит Варя, комсомол и партия этого не одобряют, но не говорить же правду, в самом деле, о том, что песни ещё не написаны. Сначала, вероятно, и в дурку упрячут, но затем может всплыть моя настоящая биография, и я могу оказаться вновь в какой-нибудь Бутырке, и на этот раз Ежов уж точно добьётся, чтобы приговор привели в исполнение. Блин, легче было авторство себе приписать.
– Вот видите, сколько у нас в стране самородков! – повернулся Утёсов к остальным членам оценочной комиссии. – Послушай-ка, товарищ Клим, а не хочешь в моём «Tea-джазе» выступать? Всяко лучше, чем мешки в порту таскать.
Ничего себе, вот так предложение! Соглашаться? Но это значит быть постоянно на виду, а мне лишняя публичность вроде ни к чему. Отказать тоже неудобно, может и обидеться. Чёрт, всё же какое заманчивое предложение!
