Вот ведь, казалось бы, теснота такая, что и шагу лишнего не ступить, а умудрились моментально освободить пятачок в несколько метров, может, чуть меньше классического ринга. Я находился в центре его, а подручные Костыля обступали меня с трёх сторон. Один из них, долговязый, поигрывал ножкой от табурета, ещё один, со шрамом поперёк рожи, сжимал в руке носок, набитый, кажется, песком, а их главарь – заточку, сделанную из ручки обычной ложки.
Отрабатывали мы и такие ситуации, причём с боевым оружием, так что в осадок я выпадать не стал, а лишь чуть поменял стойку, на что побитое на Лубянке тело отозвалось лёгкой болью. Не так уж и сильно меня покалечили палачи Шляхмана, чтобы я не смог отбиться от простых уголовников.
Первым меня атаковал обладатель деревяшки. Ну кто же так бьёт-то!.. Размахнулся, словно топором полено рубить собрался. Я даже, кажется, успел усмехнуться, прежде чем сделать полшага вперёд, сокращая дистанцию, и нанести опережающий тычок согнутыми в фалангах пальцами под мышку. Аккурат в нервный узел!
Движение заняло сотые доли секунды – с реакцией у меня всегда был порядок. Ножка от табуретки с глухим стуком покатилась под ноги одного из зрителей, который испуганно отступил в сторону. Дальнейшая судьба самопального оружия меня не интересовала, потому что, не давая обезоруженному, чья правая рука повисла плетью, прийти в себя, я шлёпнул его ладонью по гортани. Отвернувшись от захрипевшего противника, рубящим ударом ребра ладони сломал ключицу следующему оппоненту, который, вопя благим матом от болевого шока, рухнул на колени. Третий малость замешкался, обозревая картину внезапного падения товарищей – оба со стонами корячились на полу. Этим замешательством я и воспользовался, на этот раз решив сделать всё не только эффективно, но и эффектно. Удар ногой в прыжке с разворота – самое то, когда нужно выпендриться, хотя в реальном поединке с равным соперником после такой «красоты» скорее тебя самого отправят в нокаут. Блоки, нырки и уклоны ещё никто не отменял, а также одновременную атаку противника, который находится в неустойчивой позиции.
Ну а у меня всё получилось как в учебном фильме: кроссовки даже без шнурков держались на ногах неплохо. И лежавший на полу в отключке уголовник прекрасное тому подтверждение.
– А теперь ты, Костыль, – с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, сказал я, делая шаг в сторону главаря.
– Не подходи, сука, порешу!
Костыль выставил перед собой заточку, делая выпады в мою сторону, впрочем на безопасном пока для себя расстоянии. Я сделал ещё шаг, ещё… Мужик отступал, пока не упёрся спиной в находившийся под оконцем столик с парой табуреток, одна из которых была о трёх ножках. После этого бросил подпиленную ложку на пол и поднял руки, словно сдающийся в плен немец на кадрах военной кинохроники.
– Твоя взяла, – выдавил из себя Костыль, глядя на меня исподлобья.
Я подобрал с пола заточку, провёл по острому краю ногтем. Такой легко можно горло перерезать. Себе, что ли, оставить… А если обыск? На фига мне такие проблемы? Поэтому кинул её и зашвырнул ногой под дальнюю шконку. А вот ножку я велел Костылю присобачить на место, чтобы порядочным людям было комфортно сидеть. Уголовник проглотил и это оскорбление, тем более что его подручные всё ещё приходили в себя. Те двое очухаются, а третьему, со сломанной ключицей, прямая дорога в больничку. Блин, может легко меня сдать, пусть даже это и потянет на стукачество, что наверняка не добавляет баллов в блатной среде. Но теперь уж что об этом думать: что сделано, то сделано.
– У твоего подельника перелом ключицы, пусть ему окажут первую помощь, – сказал я Костылю.
Ожёгши меня взглядом, тот принялся барабанить в железную дверь. Через несколько секунд открылся глазок.
– Чё за дела?
– Корешу моему плохо. С верхней шконки упал, ключицу сломал. В больничку к лепиле ему надо.
Глазок закрылся, а через несколько минут в двери провернулся ключ, и в камеру вошли два надзирателя в разных званиях, в которых я пока практически не разбирался.
– Этот, что ли?
– Он, – кивнул Костыль.
– Слышь, идти можешь?
– Могу, – сквозь зубы ответил бедняга, держась за плечо.
– Тогда вперёд.
Дверь захлопнулась, и жизнь камеры вернулась в обычное русло.
– А вы молодцом себя проявили. Я и сам люблю побороться, успел даже изучить некоторые приёмы самбо, но такую манеру боя вижу впервые. – Ага, давешний комбриг нарисовался.
Смотрит с симпатией, видно, местный авторитет всем успел порядком надоесть.
– Комбриг Феликс Осипович Кржижановский, начальник пехотного училища. – Представляясь, он даже чуть щёлкнул каблуками, после чего протянул мне руку.
Рукопожатие было крепким, видно, и впрямь борьбой увлекается.
– Ну а я уже представлялся. Правда, не вам, а этому, – кивнул я на затихарившегося уголовника.
