крыше которого стоял Индиана Джонс, или мрачные пейзажи ночного города Готема, в небе которого всегда была полная тревожная луна… и эти пейзажи, и музыка, и приглушенный свет в гостиной (из-за зеленых штор все в комнате приобретало какой-то нездешний оттенок) возводили вокруг маленький изумрудный шатер, который существовал только для меня.
Родители, конечно, тогда начали волноваться, но к концу первого игрового года я стал относиться к «Сеге» прохладней. Более трех часов в день я не играл.
С сестрой контакт я потерял, у нас не стало общих интересов. Мама приходила с работы и первым делом трогала приставку. Сын, дававший клятвы, сидел за уроками, но «Сега» была неизменно раскалена. И маленькие лоскуты изумрудного шатра прятались под ковер.
Однако были дни, когда я не прикасался к джойстику вовсе. Я держал руки в марганцовке, лечил большие пальцы, измятые его острыми кнопками. Вот тогда… Тогда я думал о ней.
Я много раз слышал рассказы о ранней любви. Мол, мальчик каждый день дарил девочке цветы с клумбы, а потом родители отдали их в разные школы, она проплакала весь первый класс, а он так и не смог больше полюбить.
Может быть, у меня запоздалое развитие, но я впервые серьезно влюбился в двенадцать лет. В амазонку из игры «Голден Акс 2».
Действие игры происходило в средневековой стране, захваченной нечистью. С врагами нужно было сражаться, играя на выбор качком-варваром (мужиком), гномом с секирой или ею.
Ее звали Тайрис Пламя.
Она билась мечом. Удар у нее был слабенький, зато магия — лучше всех. Набедренная повязка, красный боевой лифчик и сапоги.
Когда она падала, сраженная упырем в маске палача или колдуном, ей-богу, было больно смотреть. Беззащитная, почти голая девушка, в окружении скелетов.
В игре она двигалась совсем немного: боевая стойка, поза в ударе, прыжок. Ничего особенного. Графика игры не позволяла увидеть черт ее лица. Угадывались только глаза: два пятнышка. Но все же, когда она падала, показывая изгиб тела, я чувствовал волнение. Никому я не признавался в своих чувствах, тем не менее мне становилось стыдно, когда ко мне приходил сосед, и мы садились играть в «Голден Акс» в четыре руки.
В то время моя сестра без конца читала «Властелина колец», и от нее я узнал, что в Нескучном саду, в лесном массивчике над Москвой-рекой, собираются толкинисты. Молодые люди и девушки одевались в плащи, повязывали на лоб кожаные ремешки, брали мечи и секиры и погружались в темные времена Средневековья.
«Может быть, мне нужна настоящая Тайрис, — подумал я, — девушка с мечом?» И отправился в Нескучный.
Поляну, на которой собирались толкинисты, я увидел издалека, сквозь голые безрадостные деревья и спутанные кусты… дело было весной. Бородатые мужчины с длинными волосами бились на мечах и прыгали, поднимая брызги старого черного снега, без тени улыбок на лицах, но с голыми торсами. Две барышни сидели, скрестив ноги, на туристическом коврике и смотрели в сторону реки. Рядом лежала гитара.
— Как тебя зовут? — Передо мной вдруг появилась раскрасневшаяся девица, завернутая в золотую занавеску.
— Боря, — сказал я.
— Нет! — Она махнула дрыном. — Твоего персонажа? Я — Галадриэль. А ты кто?
— Не знаю, — сказал я.
— А че пришел?!
Я молчал.
— Ты Толкиена читал?!
В этот момент за спиной Галадриэли возник сутулый парень в шляпе. Он бежал в нашу сторону с деревянным топором над головой. Галадриэль прищурилась, сжала рукоять дрына, но до последнего момента не подавала вида, а потом резко сделала шаг в сторону, повернулась, и их орудия ударились с глухим звуком.
Я помялся с минуту и пошел обратно, в сторону Ленинского проспекта, по которому под серым мартовским небом ездили машины, какие-то сердитые, и в грязи тонули троллейбусные остановки. Выходя из Нескучного сада, у калитки, я вынул из-под плаща наскоро выструганную под меч рейку (для нее я даже пришил петельку под мышкой) и бросил под куст. Прощай, оружие.
То лето мы провели на даче, а осенью я перевелся из унылой районной школы в лицей «Воробьевы горы». Тогда же «Сега» перегрелась и перестала работать. На семейном совете мы решили ее не чинить. Приставку с картриджами положили в полиэтиленовый пакет и убрали на антресоль. Решили, что подарим какому-нибудь ребенку.
Юлия Петричева
