Было жутко, невыносимо жалко Павла. Я думала о его семье, его сыновьях, которые никогда больше не увидят отца и даже не узнают, как и где он погиб. Да и вообще, все наши, вся команда… Вот так: миг и все – никого больше нет.
«Не будем ли мы уже скоро мечтать об их участи и завидовать их легкой смерти? Кто сказал, что сейчас наши самые тяжелые испытания?»
Боль становилась нестерпимой. Все тело ощущалось избитым, неповоротливым комом с оголенными нервами, было трудно дышать: грудная клетка едва справлялась со своей задачей, будучи плотно притиснутой к полу. Отвратительная слизь кругом, влажность, пропитавшая одежду и неприятно холодившая тело, раздражала безумно. Из глаз медленными ручейками текли слезы. Сегодня я не поговорю с подругами, не узнаю маминых наставлений, советов брата, не услышу забавных препирательств племянников. А о том, что они подумают, не сумев выйти на связь со мной (тем более когда обнаружат информацию об уничтожении «Линнеи»), думать не хотелось. Сегодня я умерла для своей семьи, друзей, для всего мира… Никто же не знает, что мы попали в плен, и… никогда не узнает.
Ренат привлек мое внимание какими-то нервными подергиваниями. Переведя на него взгляд, я поняла, что он пытается что-то сказать мне глазами. Это выглядело бы нелепо и даже смешно, если бы не ситуация, в которой мы находились. Он прикрывал глаза на некоторое время, потом открывал их и с умоляющим выражением смотрел на меня.
«И как понять, чего ему надо?»
Мужчина повернул голову набок и стал щеками «изображать» крепко спящего человека, дополняя этими действиями свои моргания. Хочет, чтобы я отдохнула, пока можно, догадалась я и, согласно моргнув, прикрыла глаза. Но как в такой ситуации, в таком положении заснуть?
Мои намерения в любом случае не смогли бы осуществиться: за нами пришли. Опять грубый рывок – и верпаны поволокли куда-то. Мелькнула наивная мысль о том, принято ли у них кормить пленных?
«О чем я вообще думаю? Как бы не оказалось, что у них принято есть пленных!»
На сей раз меня не бросали, а как-то даже немного осторожно поместили в бесформенную тягучую субстанцию. Обхватив мое тело, вязкая масса тоже застыла, превратившись в прочные, намертво фиксирующие меня оковы. Как только эта основа затвердела, меня перевернули – в итоге я оказалась в привычном вертикальном положении, но лишенная подвижности. Посмотрев вперед, в испуге задохнулась – там Рената готовили… видимо, к исследованиям или пыткам… в нашем понимании. Когда его прикрепили к своеобразной столешнице, лишив возможности сопротивляться, мне стали отчетливо видны его огромные, обезумевшие глаза: он тоже понимал, что сейчас ему предстоит умереть в страшных муках.
Последующие часы, уверена, навсегда останутся самыми жуткими в моей жизни. То, что эти монстры делали с живым человеком; как медленно и жестоко убивали его по частям, регистрируя каждую его конвульсию, каждый лопнувший нерв, каждый вырванный сосуд… Я была бы рада умереть прямо там, в тот же момент, только бы не видеть. В жуткой тишине этого места от агонизирующих, но беззвучных криков уже не разумного, но еще живого мужчины, для самой себя я страстно желала только одного – умереть немедленно!
«Чудовища! Абсолютные монстры, относящиеся к нам хуже, чем к лабораторным животным!»
Я тоже билась в конвульсиях, пусть и была неподвижно скована; каждая мышца в моем теле судорожно сокращалась, стремясь вырваться из окружающего плена. Итогом моего адского сопротивления стало небольшое движение головой вперед. В результате давно растрепавшиеся и выбившиеся из пучка волосы, рассыпавшись, упали мне на лицо, скрывая от взгляда жуткую картину мерзких исследований верпанов. И тут меня ждало новое открытие – за последние часы мои черные волосы совершенно побелели!
Не знаю, сколько я терпела этот ад, прежде чем сознание решило, что мириться с моими эмоциями больше нельзя, и покинуло меня. Когда я пришла в себя, то обнаружила, что снова нахожусь в той же склизкой комнате-норе, но уже одна… Меня, очевидно, оставили «на сладкое» – займутся позже. Нет таких слов, чтобы передать мою тоску, боль и отчаяние. Я могла мечтать и думать лишь об одном – чтобы появился шанс произнести заветный пароль и активировать капсулу блокады. Смерть для меня сейчас была самой желанной и недостижимой целью на свете.
Или, быть может, есть возможность как-то иначе осуществить вожделенное? Но странный намордник настолько сковывал любые движения челюстью, что лишал возможности даже откусить язык, а омерзительная слизь не позволяла с достаточной силой удариться головой о стену или о пол.
Я осталась совершенно одна, в плену у варварски жестоких врагов, и жить мне оставалось ровно до следующего их «развлечения»!
От бессилия и безумной усталости после всего перенесенного я провалилась в какое-то пограничное состояние – вроде бы и сон, но такой нервный и настороженный, что я регулярно вскидывалась и просыпалась. Тело, так долго находящееся в скованном состоянии, ужасно затекло, сломанный палец распух и причинял острую пульсирующую боль. Состояние было адским – никогда бы не подумала, что способна выдержать подобное. Что мне вообще предстоит стать очевидцем такого кошмара! Но стоит лишь на мгновение представить, что ждет меня дальше, как происходящее в данную минуту воспринимается вполне терпимым. Мучает голод, потребность сходить в туалет и чувство обреченной безысходности.
Неожиданно я ощутила прикосновение к телу, после чего меня дернули в воздух, ставя на ноги.
«Вот и мое время пришло…»
Ноги от слабости и страха подкосились, и я бы упала, если бы не была больно схвачена одной из когтистых лап моего пленителя. «Окошко» в его защитной оболочке приблизилось к моему лицу, и я еле удержалась от спазмов, скручивающих голодный желудок. Чужие глаза с холодным безразличием наблюдали за мной несколько секунд, а потом я услышала:
