дамы, зарабатывая при этом простатит, не собираюсь. Мне здоровье важнее. А вашим что, запрещено?
– Ну… да.
– Официально или нет?
– Нормами морали, – вскинулась Каталина, явно намеренная отстаивать постулаты о преимуществах европейского образа жизни.
– И как, помогает? – сочувственно спросил лейтенант. Девушка замялась, но потом все же честно ответила:
– Не очень.
– И ничего удивительного. Прости за цинизм, но солдат, если он хочет остаться здоровым физически и морально, должен есть, пить… иногда что-то покрепче кофе, спать, в том числе и с женщинами, получать нормальное медицинское обслуживание, быть уверенным в завтрашнем дне и еще кучу всего. А нормы морали у вас, как мне кажется, направлены больше на то, чтобы иметь крючок, за который случись нужда, можно зацепить любого. Цинично, но ты хотела мое мнение – и вот тебе оно.
Каталина, может быть, и возразила бы чего, но как раз в этот момент ее прервал сигнал о расшифровке нового и, можно не сомневаться, ценного указания командования. А лейтенант соответственно с некоторым даже облегчением (мало ли, куда он заведет) прервал разговор и изучил сей ценный документ. Ну что же, ожидаемо.
– Возвращаемся.
– В империю?
– Нет, к планете. Приказ выяснить, откуда идут конвои.
– А разве…
Ну да, сказала – и осеклась. Естественно, о том, куда ведет проложенная в гипере трасса, узнать сложно, но можно. Только она не подозревала, что на борту «Стилета» имеется соответствующая аппаратура. Испанская-то куда более громоздкая, ее и на эсминец не впихнуть.
– Можем, конечно. Но придется постараться.
Он и старался почти трое суток, успев засечь пять конвоев и исследовав три точки выхода из гипера. Увы, здесь время работало против разведчика, с его аппаратурой отследить курс в гиперпространстве можно было лишь в течение нескольких часов после выхода кораблей. Не успел – жди следующего шанса, след в гипере – слишком короткоживущая субстанция. Впрочем, и трех исследованных трасс было вполне достаточно. Оставалось передать информацию, и… и в этот момент их, наконец, обнаружили.
Как это произошло и в чем он допустил ошибку, Костин так и не понял, но когда радары засекли атакующие истребители, отреагировал мгновенно. Это его и спасло. Системы подавления «Стилета» без усилий нейтрализовали головки самонаведения выпущенных по кораблю ракет, но уклониться от одной из них он успел только в самый последний момент. Случайность, конечно, но их траектории пересекались, а с головкой или без эта дура врезала бы так, что мало не покажется.
Следующие несколько минут ему оставалось лишь благодарить ангела-хранителя за то, что внешние антенны находились в сложенном состоянии, иначе на каком-нибудь особо крутом вираже их сорвало бы ко всем чертям. «Стилет» вертелся, как уж на сковородке, уходя от атак, а обозленные первой неудачей «харрикейны» пытались зайти ему в хвост, стреляя из всего, что имели.
Удивительно, но мозг, словно отстранившись от происходящего, упорно анализировал действия противников, и очень скоро Костин понял – не все так страшно, как выглядит на первый взгляд. Шестерка истребителей, два полных звена, гарантировано валили одиночный рейдер походя, однако этого до сих пор не произошло. И причина была ясна. За штурвалами сидели не военные. Там были люди, умеющие летать, стрелять, и… и, в общем-то, все. Летать, стрелять – но не воевать. А потому шансы все же были.
Разворот, еще разворот, еще… Рейдер отработал тормозными двигателями, резко, на пределе возможного, сбрасывая ход. Простейший прием, но очередной охотник за чужими головами не успевает отреагировать и проскакивает вперед, аккурат в прицел носовых орудий. Вспышка взрыва – и на месте, где только что находилась изящно-стремительная машина, остается лишь быстро рассеивающееся облако перетертого в пыль металла, но Костин не видит, ему не до того. Рывок двигателями враздрай, и неуклюжий на вид рейдер послушно разворачивается «на пятке», становясь лоб в лоб с остальными противниками. Трое отставших вспугнутыми птицами шарахаются прочь, еще один пытается развернуться, но – по правилам, написанным не для военных. Слишком медленно, слишком плавно, как раз чтобы словить ракету и разлететься по космосу огненными брызгами. Последний же и вовсе ничего не успевает, то ли впадая в панику, то ли банально не имея нужных рефлексов. Несется вперед, словно неуправляемый снаряд, и Костин бьет в него всем, чем может, чтобы просто избежать столкновения.
Зрелище вышло эффектное. Истребитель словно наткнулся на невидимую стену и, прежде чем машина взорвалась, Костин будто в замедленной съемке видел, как сминаются ажурные конструкции, разлетаются в стороны оторванные крылья, а корпус сплющивается в тонкий, словно бумага, лист. А потом вспышка, и некоторое время перед глазами плавают разноцветные круги, но это уже неважно. Уцелевшие противники удирают прочь, и по спектру выхлопа ясно, что двигатели работают на форсаже.
– Ур-роды, – хрипло выдохнул лейтенант, разворачивая корабль. Из угла рубки раздался согласный хрип – это уже Каталина, едва не размазанная перегрузками по переборке. Хорошо еще, пристегнута была. – Живая?
