Однажды, когда я в какой-то очередной раз предложил Ире «просто погулять по центру», она вдруг попросила меня прийти к Центральному статическому управлению СССР.
– А это где? – очень удивился я.
Она объяснила.
– А зачем мы туда идем? Что-то будем считать?
– Там есть одно место. Я просто хочу тебе его показать, – уклончиво сказала Ира.
О том, что это здание проектировал великий скульптор Корбюзье, она мне рассказала уже на месте. Мне хотелось спросить, кто это, но я не стал.
Как-то сразу поразил сад.
Да-да, во дворе Центрального статистического управления СССР, этого фанатично-прямоугольного здания постройки 30-х годов ХХ века, с облицовкой сиренево-фиолетового оттенка, тогда еще простодушно цвели белые низкие яблони. Акация, вишня, жасмин, то есть чубушник, стелящиеся папоротники, ну и прочие растения.
Их было так много, что я просто ахнул и сел в аккуратно подстриженную траву возле металлического забора.
Она тоже села и медленно достала термос.
Нас сразу стало не видно с улицы.
– Ничего себе, – только и посмел сказать я.
Она молча улыбалась.
– Иногда мы с ребятами здесь пьем вино, – скромно сказала Ира.
Я понял, что речь идет о скейтбордистах. Героических людях, постоянно ломающих себе то руку, то ногу.
Авессаломова Ирина, 22 года, маленькая блондинка с пухлыми щеками и слишком узкими бедрами. По-моему, никогда я не видел ее в юбке. Хотя нет, одно время была у нее какая-то такая длинная, до пят почти, скрывавшая ноги и болтавшаяся кое-как, похожая на рабочую одежду, она носила ее с кедами и белыми носками.
Еще у нее было серьезное увлечение – Ира каталась на скейтборде.
Доски в Москве еще только появились. «Фирменные» стоили каких-то немереных денег: девяносто рублей, сто, сто пятьдесят. Многие поэтому делали самодельные. Такие самокаты без ручки.
Но все говорили – скейтборд. Или просто – скейт.
Ире дали в редакции такое задание – написать о новом увлечении молодежи.
Она пошла, добыла старую доску (фирменную, но б/у) и стала проводить с этой «молодежью» целые вечера напролет.
Она сидела в приемных покоях травмпунктов и больниц, иногда целыми сутками. Носила домашние пирожки. Книги, газеты. Брала на поруки из милиции. Писала письма по месту работы на редакционном бланке.
Меня все это раздражало.
Ее всегда тянуло к молодым здоровым балбесам, которые были моложе ее на несколько лет.
Вина я с собой, конечно, никакого не взял.
Я же не знал, что тут будет такое место.
Мы еще немного помолчали.
Я попытался положить свою ладонь на ее ладонь с невротически обстриженными до самых корней ногтями. Руку она убрала, даже не посмотрев в мою сторону. Кусала травинку и о чем-то думала.
Тогда я просто лег на спину и расслабился. Надо мной висел какой-то первый сумасшедший летний жук и скромно жужжал. Было слышно, как иногда проезжают машины. В субботу утром Москва была совершенно пустой.
Я закрыл глаза, и радужные пятна заскользили перед моим лицом – сквозь веки. Яблоневые цветы кружились от ветра и создавали в голове кутерьму. Я тихо уплывал.
Открыв глаза, я увидел, что Авессаломова насмешливо щурится.
«Зачем вообще эти дурацкие поцелуи? – раздраженно подумал я. – Кому они нужны? Это же прошлый век…»
Здесь были не только плодовые деревья, конечно. Покачиваясь на тонких ножках, шелестели странные голубые цветы. Возможно, это были флоксы, а возможно, фуксии.
И еще что-то росло, и еще, и еще…
Это было похоже на маленькую волшебную дверь в стене. Не зря же она меня сюда привела.
Я приподнялся и положил голову на согнутую в локте руку.
– Ты часто сюда приходишь? – спросил я ревниво.
Она засмеялась.
