– Это не наша война, Джон.
– Что ты хочешь сказать?
– Мы ничего не знаем об этом времени. Мы знаем только о временах правления доброго короля Эдуарда Третьего, будь благословенна его память. Даже его отец, Эдуард Второй, по моему разумению, был не так уж и плох. Он был человеком благочестивым и хранил верность друзьям.
– Похоже, теперешний король тоже был очень уж верен своим друзьям. Он обогатил их за счет других.
– Может быть. Но ты же не убиваешь гусыню за то, что она снесла плохое яйцо – и не собираешься навсегда избавляться от гусей. Следует ли нам способствовать избавлению от королевской власти, если мы знаем, что короли бывают и хорошими, и дурными? Плохую услугу окажем мы памяти доброго короля Эдуарда, если поможем свергнуть с трона его законного наследника…
– Последний король, о котором мы слышали, Генрих Восьмой, разрушал монастыри и явно был плохим человеком. Может быть, люди просто устали от дурных правителей? Если плохие яйца появляются одно за другим, ты наверняка убьешь гусыню и съешь ее.
– А если у скульптора выйдет неудачная статуя? Тогда ты запретишь скульптуру?
– Но в доме мистера Парлебона ты сказал, что поможешь ему…
– Я сказал это, потому что с меня достаточно. Я просто хотел уйти.
Мы пошли дальше, спотыкаясь о палки и ковыляя по сугробам между деревьями.
– Уильям, скажи, что с тобой? Почему ты такой грустный? Мы получили наш подвиг!
– Мы не получили ничего, Джон. Они были добры к нам – но безо всякой причины. Эти люди доверились нам – и тоже без причины. Они поручили нам подвиг – но веришь ли ты в это?
– Они дали нам пропуск.
– Возможно, он ничего не стоит…
Целый час мы почти не разговаривали. В конце концов, мы дошли до края леса. Перед нами лежала дорога вдоль северного берега реки по лесистой долине, окруженной холмами. Справа находилась мельница и мост через реку Тейн.
Уильям остановился. Я тоже.
– Пора решать, – сказал он.
– Что решать?
– Хочешь ли ты идти по северному берегу реки в Фулфорд, как велела нам мистрис Парлебон, или вместе со мной пойдешь на южный берег.
– То есть назад, в Мортон? Но она сказала, что там солдаты парламента. А если мы вернемся в Мортон… В последний раз нам были там не очень-то рады…
– В Крэнбрук, Джон. Я хочу снова увидеть Крэнбрук. Я хочу увидеть, где мы выросли, старую крепость, где мы играли детьми, старый дом, где жили и умерли наши мать и отец. Я хочу увидеть то, что считаю своим домом – в последний раз.
– Но почему? Почему сейчас?
– Нам наговорили столько лжи. А ты – ты же всегда был таким чутким, – как ты этого не почувствовал?
– О чем ты говоришь, Уильям?
– Судьбу не обманешь, – махнул рукой брат и закрыл глаза.
– Уильям, я не могу покинуть тебя. Ни за что на свете. Ты не только мой брат, ты все, что есть у меня в целом мире. Я не могу покинуть тебя – это все равно что отказаться от собственного сердца.
– Ты хочешь увидеть, как я умираю?
– Нет, конечно же, нет!
– Тогда иди своим путем. Иди и делай свое доброе дело.
С этим словами он обнял меня и прижал к груди. Уильям долго не отпускал меня.
– Уильям, не дури! Ты не бросил меня, когда я подобрал того ребенка, и я тоже не покину тебя. Я буду твоим братом до конца времен. До конца времен, Уильям – а не только до конца сегодняшнего дня.
– Так ты не пойдешь своим путем?
– Нет! Никогда!
– Тогда дай мне твою суму.
– Что?
– Дай ее мне. Я должен нести письмо-пропуск.
– Почему?
– Или отдай ее мне, или иди своей дорогой без меня.
Мы смотрели друг на друга.
