Подростковая настороженность и озлобленность на мир превратилась в неоспоримую мужскую привлекательность.
– Нет, тут вы ошибаетесь, Макалистер. Ему можете помочь только вы, – Хибики вдруг выпрямился и, оказавшись с Генри лицом к лицу, лишь чуть приподняв подбородок, жестко сказал. – Я чувствую, что лишь вы поймете суть проблемы. Она лежит где-то в иной плоскости, куда всем нам путь закрыт. Понимаете?
Генри медленно кивнул, оглянулся на Сорату. Тот уже спал, беспокойно, но все же сон должен пойти ему на пользу. Солнце светило в окна, и кушетка утопала в теплых желтых лучах.
– Что говорит врач?
Хибики передернул плечами:
– Одно и то же. Хроническая усталость, помноженная на малокровие. Рекомендации – сон, покой, обильная еда. Но я уверен, что это лишь самая верхушка, вы же понимаете, о чем я. Это происходит с ним не просто так, должна быть причина, и увидеть ее можете только вы.
Генри снова бросил взгляд на Кимуру. Тот беспокойно вздрагивал всем телом и вновь замирал, как будто видел страшный сон.
– Еще кое-что, Макалистер.
Генри обернулся, но Курихара тоже смотрел на Сорату. Его профиль был идеален и столь же идеально строг.
– Если есть что сказать – говорите сейчас, потом может быть поздно.
С этими словами он прошел мимо и покинул гостиную, оставив их наедине. И Генри показалось, что он почти физически ощущает окутывающие его тоску и боль. Хибики знал, что говорил, потому что сам слишком многого не успел сказать Сэму. А Генри еще мог не повторить его ошибок.
Сората застонал во сне и пробормотал что-то неразборчиво, точно оправдываясь. Генри отбросил грустные мысли, присел рядом прямо на полу, подложив подушку. И почти уже задремал, как почувствовал, что в комнате они не одни. Обычное зрение ничего не дало, но Генри ощущал постороннее присутствие, точнее сказать, потустороннее. Ему даже чудилось дыхание, как если бы рядом стоял человек. Но скоро это чувство ушло, они снова остались одни, и Сората беспокойно заворочался.
– Что? – Генри склонился над ним, пытаясь разобрать слова. – Что, Сора? Что мне сделать?
– Не уходи! – вдруг вскрикнул Кимура и резко распахнул глаза. Сначала в них не было ничего, только сонный дурман, потом промелькнуло узнавание и… стыд.
– Прошу прощения, – он поморщился и, выпростав руку из-под пледа, потер лоб. Бледность покидала его, но все равно Сората выглядел больным. Генри много чего хотел ему сказать, но язык вдруг онемел во рту. Фразы застревали где-то в горле, и каждая из них казалась надуманной и неуместной.
– Ты потерял сознание, – словно бы оправдываясь, сказал он и нехотя выпрямился, присаживаясь в ногах.
– Прошу прощения, – повторил Сората и прикрыл глаза ладонью. Только вот Генри хотел услышать не это, еще не знал, что именно, но точно не это. – Это была трагическая случайность.
– Ага, конечно, – не сдержал Генри здорового скепсиса. – Ты понимаешь, почему я прилетел?
Сората посмотрел, наконец, ему в глаза:
– Разумеется, нет. Я вообще не знал… даже предположить не мог…
Он замолчал и опустил взгляд. На все еще бледных щеках проступили яркие пятна болезненного румянца. Ресницы задрожали.
Генри больше не знал, что сказать. Два года прошло, из которых больше половины дней он размышлял, о чем бы они говорили, вновь встретившись. Тогда казалось, что все будет легко и просто, так же, как всегда было между ними. Макалистер чувствовал объединяющую их связь, она была слишком сильна, чтобы порваться столь быстро, однако сейчас он почему-то ощущал пустоту в груди, огромную черную пустоту, которую нечем было заполнить. Он мучительно размышлял, отбрасывая слова и мысли и тут же находя новые, которые также не покидали его уст. Это было очень страшно.
– Генри…
– Сора…
Они вдруг начали говорить одновременно, и оба же замолчали, уступая первенство. Получилось глупо и неловко.
– Я хотел сказать…
– Я рад…
Сората поднес ладонь ко рту и хихикнул, совсем как раньше. Генри вздохнул и улыбнулся облегченно:
– Давай все-таки ты первый.
Кимура кивнул и, мгновенно вернув себе серьезность, сказал:
– Генри, я рад, что ты прилетел. Жаль, что не получилось достойно тебя встретить.
Эхо произнесенных слов повисло в теплом, пахнущем цветами воздухе. Генри казалось, он чувствует его вкус на кончике языка – сладкая горечь. Не то, совсем не то.
– А я хотел сказать, что мне больно видеть тебя таким, Сора. Расскажи, что случилось? Я прилетел, потому что получил предупреждение насчет
