кудри, визгливый смех, татуировка на плече в виде бутона розы и сердечка, привычка носить вызывающе короткие юбки с полными карманами семечек – наверняка курит и после «зажевывает», и выводящая из себя привычка тянуть слова. «Здра-а-асть» вместо нормального «здравствуйте». Несколько раз Маруся слышала, как девчонка виртуозно материлась. Маруся считала Надю бездельницей, лентяйкой, ограниченной девицей – словом, совершенно не подходящей компанией для Алисы.
Ничего такого вслух Маруся, разумеется, не произнесла. Она мягко напомнила, что до школы осталось только два дня. Не стоит ли полистать учебники, порешать какие-то примеры или задачки – мало ли, вдруг в новой школе требования к ученикам выше, чем в той, смоляновской. Упаси бог, скатишься на тройки. Миролюбиво сказала, доброжелательно, безо всякой издевки, рыдала потом Маруся. Да и не умела она подковыривать. Но Алиска вспыхнула и ощетинилась. В словах матери ей почудилось что угодно, но только не искренние участие и забота.
– Не надо мне указывать, как учиться, – заявила Алиска, – тебя никогда не волновало, какие у меня отметки, нечего прикидываться!
– Что значит «не волновало»! – возмутилась Маруся, отставив чашку с кофе в сторону. – Очень даже волновало!
– Решила наверстать упущенное? – не слушая мать, продолжила Алиса. – Будешь разыгрывать из себя строгую мамашу, уроки начнешь проверять? Скажи уж сразу, тебе просто Надька не нравится! Я сразу заметила, как ты на нее пялишься!
– Ничего я не пялюсь! При чем тут вообще эта Надя? Мы о тебе говорим!
– А при том! – Алиса говорила все громче, и Алексей наконец оторвался от чтения, недовольно хмурясь и пытаясь разобраться, из-за чего весь сыр- бор. – При том! Надька раскованная, делает что нравится! А тебе надо, чтобы все по струнке ходили! Котлеты твои жрали и нахваливали! Пледики вязали! Плиту вылизывали! А я не хочу! И не буду!
– Я никого не заставляю есть и… вязать, – обескураженно отбивалась Маруся. Мысль, что ее, всю жизнь стремящуюся подстроиться, угодить, помочь, собственная дочь считает кем-то вроде домашнего тирана, никак не укладывалась в голове.
– Тоже мне, святоша! – в полный голос быстро говорила Алиска. Щеки ее раскраснелись, глаза сердито сверкали. – Я себе друзей сама буду выбирать. Ты мне не указ! А этот, – она мотнула головой в сторону Алексея, – тем более.
– Полегче на поворотах, Алиса! – вмешался Алексей.
Но девочка не собиралась сдерживаться. По-видимому, несколько дней затишья не прошли даром: энергия требовала выхода.
– Ага, не нравится? Вот и мне тоже не нравится, что вы мне постоянно указываете. А Надька…
– Твоя Надя – вульгарная шалава, – не сдержалась Маруся, – хочешь стать на нее похожей?
– Кто бы говорил! Мне, между прочим, и без Надьки есть в кого быть шалавой! На себя посмотри! Ребенка нагуляла, родила за партой, а туда же, мораль читает!
Стало тихо. Алиса, похоже, сама от себя не ожидала таких слов. Выкрикнула – и испугалась. Застыла на стуле. Маруся вздрогнула, словно ее ударили, побледнела, закусила губу. Глаза ее наполнились слезами, она хотела что-то сказать и не смогла. Встала и выбежала из комнаты.
Алиса и Алексей остались одни. Наверное, ему не хватило опыта, такта или педагогической сноровки. Скорее всего, это был тот самый момент, когда можно было развернуть в свою пользу сложившуюся у них в семье непростую ситуацию. Нужно было заставить Алису в полной мере ощутить чудовищную недопустимость таких слов, заставить пожалеть о них, напомнить, что матери пришлось несладко в жизни; она ошибалась, но очень любит дочь и хочет стать ей другом… Тем более Алиса и сама уже пожалела о своей вспышке.
Но Алексей повел себя так, как ведет себя мужчина, женщину которого обидели.
– Ты что себе позволяешь, дрянь? – процедил он. – Кто ты такая, чтоб судить мать? Она из кожи вон лезет, лишь бы тебе угодить. Имей в виду, я такого в своем доме терпеть не намерен!
Он говорил жестко и зло, не делая скидки на возраст, не задумываясь, как смягчить удар, скорее наоборот. Алиса отреагировала ожидаемо. Раскаяние и растерянность были отброшены и забыты, снова поднял голову гнев, девочка вскочила на ноги и завопила:
– Да знаю я, что вам обоим на фиг не нужна! Лицемеры проклятые! Только и думаете, как бы от меня избавиться! Я вам чужая! «В своем доме!» – яростно передразнила она. – Конечно, в
Маруся из соседней комнаты слышала яростные крики дочери. Она сидела на кровати в спальне и плакала, никак не могла остановиться. Алиса выкрикивала страшные, беспощадные, несправедливые слова, и каждое из них кнутом било Марусю по оголенным нервам. А потом с грохотом хлопнула дверь, и послышались торопливые удаляющиеся шаги. Алиска куда-то умчалась. Наверное, к своей Надьке, будь она неладна.
Через минуту в спальню зашел муж.
– Что ты ей сказал? – Маруся смотрела на него, и лицо у нее было сморщенное, жалкое, в ярких красных пятнах.
– А что я мог сказать? – сердито и вместе с тем растерянно ответил Алексей. Он не ожидал такой вспышки Алисиной ненависти. Его словно обожгло горячей волной. – Приструнить хотел. Сказал, нельзя так с матерью говорить. А она…
– Я слышала, – грустно перебила Маруся, – она ушла?
Алексей кивнул и сел рядом с женой.
