но если она будет продолжать вести себя по-прежнему, замкнувшись, погрузившись в свои переживания, то потеряет еще и Лешу.
Маруся хотела пойти в дом, найти телефон и позвонить мужу. Но вместо этого почему-то направилась в гостевую часть здания. Она заходила туда примерно раз в неделю: проветрить комнаты, проверить, все ли в порядке, полить цветы. Маруся не помнила, когда была там в последний раз: она многое в эти дни делала на автомате. Уже поворачивая ручку двери, подумала, что здесь должно быть заперто, придется сходить за ключом. Но неожиданно дверь распахнулась от легкого прикосновения. «Неужели в прошлый раз я забыла запереть дом?» – подумала Маруся и шагнула за порог.
В большом холле было почти светло: помещение заливал желтый свет фонарей, проникающий сквозь огромные панорамные окна. Мебель, фонтан, телевизор, картины, зеркала, напольные вазы – все это казалось уснувшим, замершим. Напоминало интерьеры в сказочном замке Спящей красавицы.
– Леша! – позвала Маруся, отлично сознавая, что мужа здесь нет и быть не может. Голос ее прозвучал жалко и тоненько, провалился в пустоту. И, разумеется, никто ей не ответил. В этом крыле здания никого не могло быть, но Маруся зачем-то двинулась вперед, повинуясь неясному чувству, что
Маруся шла осторожно и медленно, ни на чем не задерживая взгляда. Что-то властно звало ее, и она неуклонно двигалась вперед, пока не оказалась перед огромным, в полный рост, зеркалом в глубине холла. В этом помещении было четыре зеркала, три из них – не очень большие, овальной формы, забранные в одинаковые рамы современного дизайна. И одно особенное.
Зеркало, перед которым стояла сейчас Маруся, было спрятано в неглубокую нишу и разительно отличалось от всех прочих и размерами, и массивной деревянной рамой. Освещенное призрачным уличным светом, оно казалось светящимся изнутри, хотя это, конечно, было лишь иллюзией. Маруся осторожно коснулась рукой рамы. Дерево было теплым. Вырезанные на нем неведомые узоры казались глубокими ранами на гладком теле. Оторвав взгляд от рамы, Маруся принялась изучать свое отражение. Темная безликая фигура в зеркале казалась странно чужой и потому пугающей.
Повинуясь какому-то неведомому чувству, Маруся наклонилась к зеркалу, коснулась его лбом. Внезапно прохладная поверхность утратила твердость, легко прогнулась внутрь. Маруся вскрикнула от неожиданности, отпрянула, попятилась. С зеркалом творилось что-то непонятное. Оно двигалось, изгибалось и переливалось внутри рамы, словно хотело выплеснуться наружу, как темная глянцевая жидкость. Марусино отражение исчезло, растворилось в маслянистой жиже, как в кислоте. Сама она стояла, прижимая стиснутые в кулаки руки к груди, и смотрела: зрелище пугало, не укладывалось в голове, но в то же время чаровало, завораживало.
В самом центре колеблющейся поверхности появилось нечто наподобие трещины. Края ее дрожали и вибрировали, расходились в стороны жирными, мясистыми складками. В самой глубине ромбообразного кратера что-то пульсировало, и колебания заставляли края трепетать. Маруся внезапно осознала,
Маруся, как ни старалась, не могла отвести взгляда от зеркала. Между тем пульсация усилилась, толчки откуда-то из глубины зеркала стали более мощными. И Маруся, мелко дрожа от страха и омерзения, поняла, что происходит. Это было невообразимо и совершенно невероятно, но, судя по всему, она наблюдала процесс рождения. Безмолвный, беззвучный и оттого еще более пугающий.
– Нет, нет, – бессвязно забормотала она, мотая головой, – нет, не надо…
Фонари во дворе неожиданно полыхнули ярче обычного и погасли. Маруся осталась в полной темноте и тишине. Она вдруг абсолютно отчетливо представила себе, как что-то гадкое, скользкое, корчась, высовывается из зеркальных глубин и касается ее лица в кромешной тьме. Ей даже показалось, что она ощутила на щеке горячее смрадное дыхание новорожденного монстра, и завопила так, как не кричала никогда в жизни. Маруся не помнила, как выбежала из холла, оскальзываясь на гладком полу, как распахнула дверь и оказалась снаружи. Не слышала своих шагов, не понимала, что отчаянно зовет на помощь попеременно то маму, то Алексея. Не знала, как оказалась на улице, окунувшись в благодатную прохладную свежесть ночи.
Дико оглядевшись по сторонам, она увидела, что фонари по-прежнему заливают двор ровным желтым светом. Все тихо и спокойно, никто ее не преследует, угрожая отнять жизнь или рассудок. Мир вокруг опасно накренился, Маруся ощутила легкую дурноту, покачнулась и потеряла сознание.
Неизвестно, сколько она пролежала на каменных плитках, возможно, пару минут, а может, несколько часов. Первым ощущением был холод. Потом пришло понимание, что ей жестко и неудобно лежать. Ныла поясница, болела левая рука, ушибленная при падении. Что с ней случилось? Почему она лежит ночью посреди двора, вместо того чтобы мирно спать рядом с Лешей? Блаженное неведение было недолгим: Маруся быстро все вспомнила. Вместе с воспоминаниями вернулся страх.
Она торопливо поднялась с земли, стараясь не обращать внимания на боль в руке и спине. Оглянулась: машины нет. Леша так и не вернулся. Дверь в гостевой дом плотно закрыта. Все вокруг – здание, деревья, кусты, клумбы, фонари, скамейки, беседка, – выглядело мирным и безобидным. Может быть, ей просто все почудилось? Возможно, она вообще не заходила внутрь, а сразу упала в обморок, дойдя до калитки?
Маруся уже ни в чем не была уверена. Нетвердой пьяной походкой она двинулась к входу в гостевой дом. Стараясь ни о чем не думать, протянула руку и решительно взялась за дверную ручку. Повернула и осторожно потянула ее на себя. Дверь не поддалась. Осмелев, Маруся принялась изо всех сил дергать дверь, пока не уверилась, что та заперта на ключ.
