восемь. Ишь, зажать у сироты хотели два сантиметра, Гиппократы эскулаповы! Или я чуточку подрос за эти годы?
Вот иногда, приступая к описанию бурных событий, рассказчики шутят древнюю топорную шутку: «Заплутавшие в кромешной мгле путешественники, группа беспечных молодых людей, вышли на территорию кладбища, к старому заброшенному храму, от стен которого веяло запахом тлена и сырости, а за разбитыми стеклами окон тускло светились странные огоньки и слышались какие-то стоны. Была пятница, тринадцатое, ничто не предвещало беды…».
Была пятница, пятнадцатое июня, градусник в окошке браузера уже показывал 24 градуса тепла, ничего хорошего от дневной погоды я не ожидал. И не из-за того, что тепло и солнце не люблю, как раз наоборот, но просто потому, что взялся учиться катанию на роликах! С этой целью купил себе не одну, а две пары коньков на колесиках, дабы не на горбу в рюкзаке таскать по всему городу, когда мне вздумается покататься, а чтобы в каждой квартире наготове ждали.
Эх, если бы их еще под любым кустом можно было оставлять, не боясь, что украдут… Непременно украдут. Так что – без рюкзака никак, если не хочешь возле дома спотыкаться на сколиозном позвоночнике тротуара, а намерен со всею безмятежностью раскатывать по гладким и долгим асфальтовым дорожкам островов, Елагина и Крестовского… Учение шло сугубо на внутреннем энтузиазме, ежедневно, без понукал и подсказчиков, на удивление быстро, я бы даже сказал – стремительно, однако все равно устаешь с непривычки как не знаю кто!.. Тем не менее впервые в жизни примерил я ботинки на колесиках (дебютная попытка была в «гнезде», прямо на ламинатном полу), затянул на каждом три подпруги, шнурковую, пяточную-липучечную, баклевую, и осторожно встал с табуретки… Да елки же палки-и! Братцы-ы! Как будто бы всю жизнь этого ждал! Д-р-р-р! Взмахнул испуганными крылами и покатился из кухни в коридор! А потом обратно! И еще раз! А из коридора в кабинет! Чуть позднее, правда, навернулся и в падении сшиб стул, чашка с чаем пролилась, но… Ощущение, что роликовые коньки созданы для меня, возникло и уже не покидало меня… Даже когда я носом газон вспахал на третьем по счету катании. Ролики – это моё!
После такого чудесного развлечения приходишь домой весь в грязном поту – и сразу нырк под душ! И заодно остужаешься… а потом напор погорячее, а потом опять похолоднее… и от этого хорошо-о-о… и силы возвращаются. Короче говоря, учиться столь энергозатратной полуспортивной забаве гораздо комфортнее при плюс пятнадцати, а не при плюс двадцати пяти, но – в любом случае приятно постигать новое. Двадцать четыре по Цельсию – тоже погода не хуже других, буду загорать на бегу, привлекая взоры барышень моим худым, почти мускулистым обнаженным торсом. Я думал, самое трудное будет научиться преодолевать на полном роллерном скаку ступенчатые препятствия, порожки, поребрики, однако выяснилось, что песчаные россыпи по асфальту куда противнее, опаснее… Чаще всего на них и падаешь.
И на мелких, с орех, выбоинках, и на цементных кляксах. И тормозить, круто разворачиваться – тоже очень непростая наука, самая сложная для меня из всего «катательного» процесса.
Пятнадцатого июня, сразу после поридж-завтрака, где-то в полдень, я погрузил роликовые ботинки в большую полиэтиленовую сумку, из тех, что продают в гигантских супер-пупер-маркетах (рюкзак, блин, забыл на Серебристом!), вышел на трамвайную остановку, ожидая сдвоенный трамвай номер 6, чтобы поскорее добраться до «Спортивной», а оттуда – подземкой – до станции «Крестовский остров», и там уже, переобувшись, умчаться на своих колесах куда глаза глядят!
Уселся я в самом конце заднего вагона, слева, почти напротив задней двери, и задумался о чем-то своем, вроде бы и с открытыми глазами, но без привязки к окружающей действительности.
Вдруг р-раз! – ментальный рывок, боковое зрение сработало! Я сфокусировал взор на причину рывка: женщина там, на улице, на переходе, стоит и смотрит на меня совершенно безумными глазами!.. Нет, вот как это было, если вспоминать шаг за шагом: трамвай притормозил в полупробке перед самым заходом на Тучков мост, а я оказался прямо напротив пешеходной «зебры». Пешего народу в том месте почти никого, кроме одной молодой женщины, зато автомобилей скопилось – жуть, как и всегда в дневное время на Васильевском у любого въезда на мост. Эта женщина стоит, ждет зеленый для себя, я ее почти не вижу… ну… рассеянным взором отличил от светофора и фонарного столба, уразумел пол, возраст – и достаточно… И вдруг!.. Словно бы пропорции лица у нее изменились из-за широко распахнутых глаз!.. Она смотрит на меня, именно на меня, ни на кого другого! И она меня… узнает!.. Во всяком случае, никакого другого эпитета-синонима здесь я подобрать не сумел ни в тот миг, ни позже: незнакомая женщина, примерно моего возраста или чуть помладше, впервые в жизни увиденная мною, смотрит на меня так, словно бы она меня знает, но испытывает шок от того, что она меня увидела и узнала!.. Я тоже смотрю на нее, ощущая сильнейшую неловкость, но стараюсь внешне этого не показывать: мало ли, ошиблась тетка… вернее, все же девица, высокая, стройная, симпатичная, ухоженная, джегинсы, кеды, блузка, панамка, сумочка… прикид не сказать чтобы сверхдорогой, но стильный, сидит на ней ладно… С такой и познакомиться бы не прочь при любых иных обстоятельствах…
Трамвай тронулся, а вслед за ним и автомобильные стада потихонечку пришли в движение… И та женщина сошла с тротуара на проезжую часть, словно бы нет на свете ни светофоров, ни знаков, ни машин… Сошла и смотрит на меня неотрывно, как завороженная, и за трамваем идет, и губы у нее подрагивают, словно шепчут что-то…
Трамвай медленно, осторожно разгоняется, насколько это возможно в автомобильной толкотне, и женщина ускоряет шаг, чтобы не отстать, чтобы… меня не потерять, на мое лицо смотреть… Побежала!.. Левою рукой сумочку к боку прижимает, правая ко мне протянута… Я в полном замешательстве, но словно бы приморожен к месту, тяжело туплю: никак не реагирую на ее действия, однако же и не отворачиваюсь… Трамвай быстрее, и женщина бежит… и вот она уже кричит… мне кричит: «Вернись! О, вернись!». Я даже обратил внимание, что губы у нее немножко не так шевелятся, словно бы не в такт звукам,
