– Смею вас заверить, что я не позволил бы себе ничего такого, держи вы у себя дома кошку, а не громадного пса, который…
Прежде чем судья договорил, с дальнего конца стола раздался звонкий голос графини Валери де Бомпар. Все завороженно повернули головы в ее сторону – впечатление было такое, что в стаю коршунов случайно залетела голубка.
– Господа, думаю, все мы изрядно утомлены последними событиями, что и понятно. – Она говорила с легким французским акцентом, придававшим ее речи прелестную игривость. – Но в любом случае агент Клейтон – мой гость, в честь которого я даю этот ужин, и, боюсь, мы можем неприятно удивить его нашими деревенскими раздорами. Как вы видите, – обратилась она к Клейтону с почти детской горячностью, – я говорю “мы”, потому что, хоть и являюсь иностранкой, приехавшей в вашу страну совсем недавно, уже успела почувствовать себя англичанкой. Не случайно добрые люди из Блэкмура приняли меня, можно сказать, так, как если бы я тут и родилась. – Хотя она старалась говорить самым любезным тоном, от ее язвительного намека гостей словно окатило холодной водой. – Поэтому я хочу еще раз от лица всех поблагодарить вас за то, что вы сделали для нас, для нашего любимого Блэкмура. – Она встала и тонкими пальцами взяла бокал. Движения ее были настолько легки, что, казалось, она одной лишь силой взгляда велела бокалу оторваться от стола. Гости тотчас последовали примеру хозяйки. – Господа, это были мрачные и ужасные для всех нас месяцы. Два года мы прожили в страхе, который внушал нам кровавый зверь, – продолжила она с театральным пафосом, – но кошмар наконец-то рассеялся, и чудовище побеждено благодаря исключительной находчивости агента Клейтона. Надеюсь, каждый из присутствующих на всю жизнь запомнит ночь пятого февраля тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, когда агент освободил нас от этого проклятья. А теперь, господа… – Ее улыбка, лукавая и озорная, сверкнула сквозь стекло бокала. – Выпьем же, черт побери, еще раз за Корнелиуса Клейтона, храбреца, сумевшего поймать человека-волка из Блэкмура!
Все подняли свои бокалы, однако размеры стола не позволили гостям чокнуться. Клейтон кивком головы поблагодарил графиню и одновременно с натугой изобразил улыбку, в которой попытался соединить удовлетворение и скромность. Судья в свою очередь провозгласил еще один тост – в честь хозяйки дома, заставив Валери де Бомпар с милой гримаской потупить взор, от чего у Клейтона затрепетала душа.
Наверное, тут пришло время пояснить, что агент не считал себя большим мастером по общению с дамами, скорее наоборот. Зато он весьма гордился своими успехами в изучении человеческого поведения и потому мог со знанием дела утверждать, что Валери де Бомпар не была похожа на остальных представительниц женского пола, а если выражаться точнее, то, пожалуй, и на представителей рода человеческого в целом. Каждый ее жест, любое выражение лица оставались для него непостижимой загадкой. Например, гримаса, которой она ответила на тост судьи, не была рассчитана на внешний эффект, как это обычно бывает у светских дам; нет, Клейтон распознал за ней ту обманчивую кротость, какую демонстрируют растения-хищники, прежде чем сомкнуть лепестки над попавшим в чашу цветка несчастным насекомым.
Снова садясь на свое место, Клейтон вспомнил ошеломительное чувство, нахлынувшее на него, когда он увидел ее в первый раз. Как ему тогда показалось, перед ним стояло совершенно необыкновенное и совершенно очаровательное создание – настолько невообразимое и очаровательное, что трудно было поверить, будто оно принадлежит пошлому миру, который их окружает. В тот день на графине были шелковое платье небесно-голубого цвета, перчатки ему в тон, а также шляпа с широкими полями, украшенная причудливым букетом из листьев и диких ягод, в который модистка, следуя последним веяниям, поместила еще и чучело ореховой сони, а также несколько бабочек с оранжевыми крылышками – они, вероятно, должны были символизировать непоседливые мысли, порхавшие в голове у Валери. Увидев графиню впервые, агент не знал, что про нее подумать. Не знал он этого и сейчас. Клейтон просто отчаянно влюбился в Валери де Бомпар.
– И все-таки, агент Клейтон, – прервал его мечтательные мысли голос священника, – скажите, вы с самого начала точно знали, каким путем поведете расследование? Я спрашиваю об этом потому, что, как мне представляется, при столкновении с любым сверхъестественным явлением разброс возможных его толкований практически бесконечен.
– Бесконечность сулит не самые удобные рамки для работы, отец Харрис, во всяком случае, до тех пор пока наше жалованье тоже не будет стремиться к бесконечности, – ответил Клейтон, вызвав дружный смех, среди которого ему послышался и нежный звон колокольчика. – Поэтому первое, что мы обязаны сделать, столкнувшись с фактом, который, подобно ужасным преступлениям в Блэкмуре, трудно объяснить, опираясь на установленные природой законы, – это исключить рациональные возможности. Только тогда можно будет отнести то или иное событие к разряду сверхъестественных, а именно такими делами и занимается, как известно, наше подразделение.
– Вот! Так следовало поступить и нам тоже! – посетовал доктор. – Осмыслить все логически. Но как и в любой маленькой деревне, в Блэкмуре живут люди суеверные, и понятно, что…
– Можно подумать, что вы от них чем-то отличаетесь, Рассел, – снова съязвил судья. – По-моему, лично вы перепугались больше всех. Ваша служанка рассказывала моей, что вы принялись плавить серебряные ложки, чтобы отлить из них пули, ведь только такие пули якобы способны поразить человека- волка. Скажите, как вам пришла в голову такая чушь?
Доктор хотел было начать все отрицать, но после минутной паузы расхохотался:
– Вот ведь проклятая сплетница! Да, что правда, то правда! Я расплавил чайные ложки. И если бы вы, судья, хоть раз за эти месяцы удосужились выслушать меня, то не стали бы сейчас спрашивать, как мне такое пришло в голову. – Он отвернулся от Домби и обратился к Клейтону, но уже куда более учтивым тоном, как к ровне: – Должен вам сообщить, что один мой французский коллега, с которым я нахожусь в переписке, рассказал мне, как еще в прошлом веке ужасный зверь долго держал в страхе провинцию Жеводан. Люди были уверены, что речь шла о человеке-волке и прозвали его жеводанским
