ловушку… – быстро говорил лекарь, и от пальцев его начинал литься золотистый свет.
Демон задёргался, захрипел, из пасти повалила зеленоватая пена.
– Осторожнее! – Фредегар вцепился в рукав врачевателя, указывая на побежавшие от могилы чёрные извивы трещин, но тот ничего не замечал. Льющийся с его ладоней свет словно смывал грязь и налёт демонической плоти, пластами отваливалась чешуя, когти, хвост весь целиком упал наземь, зашипел, словно змея, попытался уползти, но Роб, не мешкая, пригвоздил его к земле ещё одной стрелой.
Несколько мгновений – и на руках Фиделиса лежало туго спелёнутое саваном, но совершенно человеческое тельце.
Половинчики в изумлении воззрились на лекаря.
А тот, ничего не видя вокруг, вдруг нагнулся к неподвижному личику и тихонько дунул на посиневшие замершие губы.
Тихо-тихо стало над кладбищем, и даже подмастерья, не отрываясь, глядели на творящееся перед ними чудо.
– Кха-кха, кха-а-а… – вдруг раздалось тоненькое и слабое из серых обмоток.
У Роба широко раскрылись глаза, у Фредегара, напротив, сузились.
– Кха-ха-а-а, – плакал ребёнок, как и положено плакать голодному младенцу.
– Не может быть, – выдавил из себя Броди.
Фроки лишь остолбенело пялился на происходящее.
Фиделис осторожно поднялся.
– Его надо отнести матери, он есть хочет.
Половинчики всё-таки не зря были подмастерьями Познавшего Тьму. От шока и неожиданности они оправились быстро. Нет, они знали, что можно, при особых условиях и очень редко, вырвать отмеченную судьбой душу из Серых Пределов, из царства мёртвых. В конце концов, разве не проделал такое Аэтерос с Хагеном, таном Хединсея, и с Сигрлинн, великой волшебницей? Но то всё-таки были и впрямь случаи из ряда вон – Сигрлинн вообще не была смертной, хединсейский тан… наверное, тоже, если Зерно его Судьбы было извлечено из общего Шара.
Здесь же лекарь Фиделис, очень необычный лекарь, да, но отнюдь не бог, вот так запросто оживил уже два дня как мёртвого и похороненного ребёнка. Вдохнул жизнь обратно в него, очистил от скверны, играючи стряхнул с него демоническую плоть!..
– Кто ты, господин?.. – вырвалось у Броди.
Последняя буква «н» у него получилась почти неслышимой.
– Наверное, прежде всего – лекарь, – обернулся тот. – Но не спрашивай, «кто ты», ибо этого не знаю я и сам.
От раскрытой могилки, от чёрного мокрого зева, по погосту бежали и бежали трещины, земля расходилась, начали падать скромные надгробия. Половинчики привычно и быстро встали спина к спине, но целитель с младенцем на руках спокойно шагал к выходу с кладбища. Торопившиеся им навстречу жрецы быстро сообразили, что происходит, и, надо отдать им должное, оказались далеко не трусами.
Правда, один из них с воплем: «Некроманты! Некроманты ужасные, кошмарные некроманты! Ужаманты некромарные, некросные кошоманты!..» – кинулся прочь, надо полагать, за подмогой.
Остальные споро встали в круг, замахали руками – слабые маги, очень слабые, если требуются настолько размашистые жесты.
– Пошло-поехало, – сквозь зубы процедил Фредегар. – Снова-здорово…
– На колу мочало, начинай сначала, – подхватил и Роб.
– За мной, друзья, за мной! – обернулся лекарь.
– Куда?! Куда «за тобой», тут весь погост сейчас разупокоится!..
– Земля отдаёт своих мертвецов, – услыхали невысоклики бормотание целителя. – Он торопится, Он очень торопится…
– Ты можешь их задержать? Нам нужно время – огненные заклятия…
– Сейчас начнётся по всему Хьёрварду. – Фиделис шагал всё быстрее, то и дело нагибаясь к свёртку, что-то шептал переставшему плакать младенчику. – Они чуют приближение собратьев. И Его чары тоже работают.
– Чары? Именно чары? – с надеждой воззрился на врачевателя Фредегар. – Чары можно развеять, можно перебить, можно…
– Надо остановить тех, кто наступает из Междумирья. – Фиделис закутал малыша в свой плащ. – Вы не слышите доносящегося оттуда зова, но я – слышу.
– Всё равно, этим тоже тут разгуливать нечего, – Фредегар выхватил короткий меч, крутнулся, рубанул по вылезающему из могилы неупокоенному, свежему, недавно погребённому, которого едва коснулось тление.
Ребёнок. Девочка. Длинные разметавшиеся волосы, мутные глаза широко открыты, и в них – всегдашняя, неутолимая ненависть мертвяка к живому. Меч Фредегара снёс голову трупу, тело обвалилось обратно в раскрывшуюся яму, однако невысоклик знал, что это ненадолго.
Мечами орду неупокоенных не остановишь, только слегка задержишь.
Броди одну за другой выпустил три стрелы, срубавшие сразу по дюжине поднявшихся из могил; они словно нанизывали мертвяков на призрачные нити алого, как кровь, огня. Тела их валились и дёргались, отлетали руки и головы, а стрелы, описав круг, возвращались к пославшему.