это все равно что заставлять нового ребенка спать с призраком.
Не дождавшись ответа, Фрэнсис вытирает руки чистой тряпкой и начинает собирать деревянные обломки.
— Лига арийских женщин заберет, — говорит он.
Брит несколько раз ходила на их собрания. Это кучка бывших скинхедок, которые мотались по отделам ЖМД[5] с поддельными документами, чтобы получать бесплатно детское питание и выкачивать из государства деньги, которые передавались женщинам, чьи мужья, борцы за правое дело, томились в тюрьмах.
В последние годы Фрэнсис порядком сдал. Ни рыба ни мясо. Он руководит бригадой гипсокартонщиков, в которой я когда-то работал, имеет приличный рейтинг в Списке Энджи и участвует в Движении чаепития[6]. (Старые скинхеды не умирают. Раньше они шли в Ку- клукс-клан, теперь идут в Движение чаепития. Не верите? Послушайте выступления старых куклуксклановцев и сравните их с речами патриотов Движения чаепития. Вместо «евреи» они теперь говорят «федеральное правительство». Вместо «гомосеки» они говорят «прослойки нашего общества». Вместо «ниггер» они говорят «социальное обеспечение».) Но в восьмидесятых и девяностых он был легендой. Его Армия белого альянса имела такое же влияние, как Белое арийское сопротивление Тома Мецгера, Всемирная Церковь Создателя Мэтта Хейла, Национальный альянс Уильяма Лютера Пирса или Арийские нации Ричарда Батлера. Тогда он самостоятельно воспитывал Брит. Его отряд устрашения разгуливал по улицам Нью-Хейвена с молотками, сломанными хоккейными клюшками, дубинками, свинцовыми трубами, избивая ниггеров, пидоров и евреев, пока малышка Брит спала в машине.
Но когда в середине девяностых ситуация начала меняться, когда правительство развернуло борьбу с движением скинхедов, лидеров, таких как Фрэнсис, взяли за их медные яйца и упекли за решетку. Фрэнсис понимал, что, если не хочешь сломаться, нужно учиться гнуться. Это он изменил структуру движения «Власть белых», превратив ее из единой организации в небольшие ячейки друзей, объединенных общими политическими взглядами. Он сказал нам, что мы должны отрастить волосы, поступить в колледж, пойти в армию, влиться в систему. С моей помощью он создал веб-сайт и форум. «Мы больше не банды, — говорил он мне снова и снова. — Мы очаги недовольства внутри системы».
И, как оказалось, людям было еще страшнее знать, что мы живем среди них и ходим вместе с ними по одним улицам незамеченными.
Я думаю о том, как Лига арийских женщин заберет кроватку. Пеленальный стол, который я купил на гаражной распродаже и отшлифовал. Детскую одежду, купленную Брит в магазине «Гудвил», которая сейчас лежит сложенная в комоде. Детские присыпки, шампунь, бутылочки. Я думаю о каком-то другом ребенке,
Я встаю так быстро, что кружится голова, и оказываюсь прямо перед зеркалом с нарисованными на раме маленькими воздушными шариками. Когда-то я пришел домой с работы и застал Брит за столом. Я тогда пошутил, что она станет новой Мартой Стюарт[7]. Она сказала, что у них с Мартой Стюарт общее только одно — отсидка, но засмеялась. Она нарисовала воздушный шарик у меня на щеке, а потом я поцеловал ее, и тогда, в тот короткий миг, когда я держал ее в руках, а еще не родившийся ребенок находился между нами, все было идеально.
Теперь мои глаза окружены темными кругами, щетина проросла, грязные волосы слипаются. Я выгляжу так, будто бегу от чего-то.
— К черту! — шепчу я и бросаюсь из детской в ванную.
Там я беру электробритву. Включаю ее в розетку и одним долгим движением выбриваю в волосах дорожку прямо посередине головы. Потом прохожусь по каждой стороне, клочки волос опадают мне на плечи и в раковину. Словно по волшебству, когда волосы отпадают, у меня на затылке, чуть выше линии волос, проступает изображение: жирная черная свастика, в центре которой сплетаются буквы — мои и Брит инициалы.
Я набил ее себе, когда она сказала: «Да, я выйду за тебя».
Мне тогда был двадцать один год, и на радостях я напился.
Когда я показал Брит этот залог любви, она даже не успела ничего сказать, потому что Фрэнсис подошел и влепил мне крепкую затрещину.
— Ты что, правда такой идиот? — спросил он. — Что в слове «конспирация» тебе не понятно?
— Это моя тайна, — сказал я ему и улыбнулся Брит. —
— А если ты полысеешь? — спросил Фрэнсис.
По выражению моего лица он понял, что об этом я не подумал.
Фрэнсис выпустил меня из дома только через две недели, когда на голове у меня уже можно было различить только темное пятно, похожее на чесотку.
Я беру опасную бритву, крем для бритья и заканчиваю работу. Провожу рукой по гладкому черепу. Голова как будто стала легче. Я чувствую движение воздуха за ушами.
Я возвращаюсь в детскую, которая перестала быть детской. Детской кроватки уже нет, а остальная мебель составлена в коридоре. Все остальное уложено в коробки — спасибо Фрэнсису. К тому времени, как Брит сегодня выпишут из больницы, я успею перетащить сюда кровать и тумбочку, и эта комната снова станет гостиной, чем она была несколько месяцев назад.
Я смотрю на Фрэнсиса, жду, когда он взбеленится от моего вида. Его взгляд следует по линиям моей татуировки, как будто он проводит пальцем по шраму.
