Монстры

женщина на мужа
                 А он сидит, как вол натужен
                 Пред ним стоит обильный ужин
                 Он пьян от водки и вина
                 Ты скажешь твердо: Вот она —
                 Картина мирной жизни!
                 А я отвечу: Ужас! Ужас!
                 Ужас!

Диалогизмы 4

1999

Предуведомление

Это последний из четырех сборников Диалогизмов. Пожалуй что, задача прямого обнаружения и откровенного обнажения конструктивного хода выполнена. Естественно, выполнена для меня самого. Теперь этот структурно- драматургический ход может спокойно уйти как бы во внутреннее существование моих стихов, объявляясь неким шорохом, намеком, легкой интонацией звучания как бы вопрошающего голоса, что не отрицает и возможность в отдельных случаях явиться опять жестко и впрямую. Но вряд ли это уж будет возможным для меня посвятить ему целый сборник или какое-либо длительное время.

                 Высокосмертная болезнь
                 По улицам московским косит
                 Людей, из жизни их уносит
                 Не пряча даже неприязнь
                 Несет их в общую могилу —
                 Что опечалился, мой милый? —
                 Ты спросишь вкладчиво – Да так
                 Мне почему-то Пастернак
                 Припомнился! —
                 Почему это? —
                 Сам не знаю

                 Как у зайца зубки белые
                 Как у волка ноги мощные
                 Носят-бродят еженощные
                 Руки свое дело делают
                 Как это? —
                 Да какая-то свинья! —
                 Скажешь ты – Нет, это я! —
                 Поясню я

                 Оратория идет
                 Хор вздыхает и поет
                 Он поет, что ему тяжко
                 Он вздыхает тяжко так
                 И я вслух шепчу: Бедняжки!
                 Ты в ответ шепнешь: Дурак!
                 Это просто текст и музыка такая
                 На самом деле им совсем не тяжко
                 Конечно надо поработать, но им за это и хорошо платят!
                 Тебе бы так платили! —
                 Да? я не знал? ну, тогда нормально! однако же все равно
                                                                   им тяжко!

                 Глядит в окно огромный турок
                 И толстым пальцем мне грозит
                 И моя слабая натура
                 При одном виде уж дрожит
                 Что ты дрожишь как мелкий язь? —
                 Ты спросишь – Да не удалась
                 Жизнь

                 Жизнь опять не удалась! —
                 Скажу я
                 Экий, право, ты счастливчик! —
                 Она скажет снявши лифчик
                 За трусы рукой берясь —
                 У тебя хоть ясна связь:
                 Удалась, не удалась! —
                 А у тебя? —
                 А у меня?
                 У меня ничего! —
                 Завершает она, окончательно сняв трусы

                 Выйду на улицу – страшный мороз
                 Слабое солнце – белые пятна
                 Перебегают, оно и понятно —
                 Всякую мягкость куда-то унес
                 Кто-то
                 Это все волки! они все балуют! —
                 Тихо прошепчешь – А дай поцелую
                 Тебя! —
                 Скажу я неожиданно громко

                 С вынутою сердцевиной
                 Почти снега не касаясь
                 Полз ко мне убитый заяц
                 И шептал: Вот я, невинный
                 Погибаю на кресте! —
                 А крест-то где? – А он везде!
                 Прошептал он бледными губами
                 Я огляделся, и вправду – везде

Ренат и дракон

(романическое собрание отдельных прозаических отрывков)

2005

Мир исполнен схожих сущностей

(из анонима)

В

Начало какого-нибудь длинного повествования

Жара стояла удивительная.

Премного удивительная.

Вообще, леты здесь отменные. Знойные. Не мне вам рассказывать. Бывало, идешь плавно извивающейся ложбиной, натуральным, почти тропическим способом заросшей аж по самые брови, до верхнего просвета, исчезающего где-то там, в пропадающих высотах. А оттуда льется нестерпимый зной. Жара. Пекло. Господи, вынести бы!

Хотя растительность у нас какая? Скудноватая растительность неизбывной срединной российской стороны. Все у нас известное, лиственное. Изредка узорчатое. Хвощи да папоротники. Ну, кусты. Малина. Натурально, крапива. Мощная, дикая, жестокая! Прямо хватает на ходу. Вцепляется, язвит, ранит! Тянет к себе! Изгаляется попросту.

Или вдруг покажется, что тропики какие-то. Лианы вокруг извивающиеся переплетаются. Разве что намертво не обхватывают обнаженные беззащитные руки-ноги и вспотевшие тела. За спиной некие дьявольско-издевательские жесты-распальцовки выделывают.

– Что это?

– Успокойся, старичок, все нормально, – не то что упокаивают, но обволакивают смирением и равнодушием местные, бывалые и привычные.

Но приезжий прав. Что-то там такое есть, справедливо и по праву тревожащее воображение. А то и вовсе покажется, что какие-то доисторические обстоятельства вскрываются – духота нестерпимая, влажность несусветная. Из этой-то перенасыщенности неизбежно и существа образуются гигантские. Не