контр-адмирала К. П. Иессена, Рожественский обнял и расцеловал его, не в силах более сдерживать своей радости. Несмотря на то, что весь переход владивостокского отряда был им детально проработан, в возможность его осуществления командующий боялся поверить. Ведь неизбежные на море случайности невозможно учесть даже в самых точных расчетах, а с самого начала войны все эти случайности, как нарочно, работали на японцев.
По столь знаменательному поводу занятия до конца дня были отменены, а экипажам к обеду и ужину выдали двойную винную порцию.
В кают-компании флагманского «Суворова» также состоялся грандиозный ужин с участием всех командиров и флагманов, затянувшийся чуть ли не до полуночи. В ходе фуршета вновь прибывшие офицеры были ознакомлены со всеми новинками, до которых додумались на второй тихоокеанской эскадре за последние месяцы. Сами владивостокские офицеры, в свою очередь, излагали свои соображения о предстоящем бое исходя из собственного бесценного боевого опыта.
С особым вниманием ознакомились с инструкцией, разработанной еще в 1903 году флагманским артиллеристом владивостокского отряда крейсеров лейтенантом бароном В. Е. Гревеницем, в которой предусматривалась стрельба на дальность до 60–70 кабельтовых. Автора тут же зачислили в штаб, чтобы он имел максимум возможностей для внедрения своей методики на кораблях эскадры. Пробел в оснащении крейсеров дальномерами было решено исправить в ближайшее время за счет остальных кораблей эскадры.
Лишь без четверти двенадцать Рожественский предложил отправиться всем спать, сказав, что на освоение новых видов и способов связи не может выделить более двух дней и что минерам за этот срок нужно успеть доработать системы внутрикорабельной связи броненосных крейсеров до общеэскадренных стандартов. Это новое и емкое выражение как-то почти случайно ввел в обращение сам командующий.
Рожественский планировал начать движение к берегам Японии через три, самое большее – пять дней после прихода «России» и «Громобоя». Как только будет закончено их оснащение уже готовыми артиллерийскими рубками и противоосколочной защитой, что было бы затруднительно делать на переходе. После выхода, проведя по пути несколько учений в новом составе эскадры, планировалось добиться достаточного уровня сплаванности кораблей, но вернувшийся 20 апреля «Белый Орел», привез телеграмму из генштаба с прямым приказом: «Ждать Небогатова!» Кроме того, был доставлен рапорт контр- адмирала Н. К. Рейценштейна от 1 сентября 1904 года.
Прорвавшись 28 июля 1904 года с боем в Шанхай на крейсере «Аскольд», Рейценштейн был вынужден интернировать там лучший русский крейсер Тихого океана из-за полученных боевых повреждений. Благодаря появившемуся после этого времени, он имел возможность проанализировать ход боев с японским флотом, в которых участвовал с самого начала войны. Итоги этого анализа он изложил в рапорте, в котором обобщал свой боевой опыт. К нему прилагалась также записка об основных тактических приемах, применяемых японским флотом, и возможных мерах противодействия им. Особо выделялось то, что к решительным и неожиданным действиям российского флота противник, как правило, не готов и теряется, не успевая реагировать.
Вторым очень полезным и важным документом была записка, составленная офицерами интернированных «Цесаревича» и миноносцев, составленная 30 сентября 1904 года. В ней также содержался анализ тактических приемов, применявшихся японцами, и предварительные способы противодействия им, исходя из полученного опыта.
Эти бесценные бумаги были тут же отправлены на изучение сначала штабом командующего, а после перепечатывания в режиме строжайшей секретности еще нескольких экземпляров – флагманам и командирам. Прибывшее на «Белом Орле» пополнение из добровольцев распределили между кораблями, в первую очередь между бронепалубными крейсерами и миноносцами, имевшими самую большую убыль в экипажах по болезни. Начиная с вечера 20 апреля, начались ежедневные выходы в море на учения, причем нередко корабли возвращались в бухту уже на рассвете следующего дня.
Одновременно на владивостокских крейсерах не прекращались работы по их разгрузке. Снимались мелкие пушки, минное вооружение, противоторпедные сети и все, что имело к ним отношение. Облегчался рангоут и шлюпочное вооружение. Вокруг палубных шестидюймовок, на месте прежних брустверов, устанавливались импровизированные казематы из двенадцати 18-миллиметровых стальных листов, обеспечивавших достаточно надежную защиту от осколков. Подобную защиту планировали установить еще во Владивостоке, но не успели[19]. Монтировались на свои места блиндированные наблюдательные рубки, брустверы из котельного железа вокруг дымовых труб и противоосколочные экраны на амбразуры боевых рубок.
В то же время на «Камчатке» заканчивали изготавливать стандартные комплекты дополнительной защиты и артиллерийские рубки для кораблей ожидаемой третьей тихоокеанской эскадры. Плавмастерская уже давно работала без выходных и круглые сутки. Огромный объем работ по поддержанию в работоспособном состоянии всей механической части эскадры и дополнительные работы, связанные с доработками систем связи и управления на всех кораблях и повышением их боевой живучести, не оставляли времени для отдыха.
Даже когда по всей эскадре объявляли выходной, мастеровых с «Камчатки» это не касалось. У них были сроки, были конкретные задачи, от выполнения которых зависели многие жизни, поэтому деваться было некуда. С другой стороны, для «Камчатских» был введен «офицерский паек», они освобождались от погрузочных и иных работ, не связанных со своими прямыми обязанностями. К тому же Рожественский добился оплаты сверхурочных часов в тройном размере. Но при этом все изделия принимал лично или поручал это Политовскому, а брак заставлял переделывать уже в свободное от рабочих смен время с вычетом стоимости материалов из жалованья.
На «Авроре» небольшие щиты из 25-миллиметровой брони у пушек главного калибра были увеличены приклепанными накладками из стали, толщиной от 8 до 12 миллиметров. Трехдюймовки с батарейной палубы были сняты (кроме двух орудий в кают-компании), а их порты заделаны наглухо. При этом на
