Обычно насилие мне претило, но когда для достижения своих целей к нему нужно было прибегать, я всегда действовал без долгих колебаний, так произошло и в случае с Оливией. Проще было устранить брата и замкнуть её на себе, чем разгребать дуэль Джека и последующие проблемы с этой семейкой из-за того, чем эта дуэль закончилась бы.
Вернувшись назад, я подогнал повозку и, положив тяжеленную бабищу на неё, стал подтапливать лёд и потом снова его замораживать, так чтобы её ноги стали широко разведены в стороны, но зафиксированы в определённом положении.
Затем я подошёл к первому из копейщиков и, попросив всеобщего внимания, стал наращивать лёд внутри его тела. Когда из человека, окружённого ледяным панцирем, он превратился в цельную ледяную статую, я ударом копья разбил её на крупные куски. Они упали на землю, и было видно часть его внутреннего строения, хотя всё было и заморожено при этом.
Закончив показательное представление, я подошёл к следующему бандиту и, растопив ему рот, спросил:
– Я наглядно показал свои возможности? Есть желание поспорить?
Тот, выпучив от страха глаза, едва мог что-то внятное ответить.
– Хорошо, примем это за согласие, – решил я и продолжил: – Сейчас я освобожу тебя, а ты подойдёшь вон к той приветливо раздвинувшей ноги женщине и выполнишь свой мужской долг.
Он ещё больше испугался и, когда я отогрел ему ноги, на штанах спереди показалось мокрое пятно.
– Давай, вперед! – ледяной меч, появившийся в моей руке, уколол ему в ягодицу. Он, стараясь не смотреть на бешеный взгляд атаманши, спустил штаны и стал мять член в руках, который никак у него не хотел вставать.
– Даю тебе десять секунд, – спокойно начал я отсчёт.
Бандит заскулил и, быстро помяв свой отросток в руке, стал запихивать его в полувставшем состоянии в лоно своей атаманши. Очень скоро он запыхтел и со стоном от неё отвалился. Заморозив его, я стал по одному размораживать остальных и приказал им продолжить его дело.
Очень скоро бешеный взгляд Спрута потух, и женщина просто покорно отдавалась насильникам, которые сменялись и сменялись, переходя на третий или пятый круг. Когда их силы пошли на убыль, я одним движением убил всех, оставив в живых только её.
Данный спектакль мне был нужен для тех, кто смог сбежать от меня и сейчас рассматривал творившееся на полянке издалека. Я чувствовал на себе внимание, но мог лишь приблизительно указать направление, одному нечего было и пытаться гоняться за ними по ночному лесу, так что нужно было запугать их, а также, оставив в живых главаря, дать понять, что будет с теми, кто поднимет на меня руку, одновременно с этим не давая превратить её в святую мученицу. Я был уверен, что она захочет мне отомстить, но какое уважение будет к ней в остатках банды, если дойдёт слух, что с ней сотворили её же соратники?
Я было собрался отправляться обратно, как вспомнил о ещё о двух действующих персонажах, которые стояли посередине полянки с безумными взглядами. Когда я улыбнулся и пошёл к ним, женщина закатила глаза и, похоже, лишилась чувств. Я же, постояв несколько секунд, замешкался.
«Нужны ли они мне, или стали опасными свидетелями?» – немного пораздумав, я всё же решил, что слова бандитов, даже если и всплывут на суде о моей магии, будут не столь существенны, как слова двух уважаемых торговцев. Они могут быть для меня опасны, и даже их состояние, если решить переписать его на себя, не будет достаточной для этого компенсацией.
Повернувшись к карете, я заморозил им сердца, их тела сразу опали, оказавшись среди тел других бандитов. Мне же оставалось только вернуть внутрь кареты свой сундучок с золотом и, забравшись на высокие козлы, направить лошадей прочь из этого места.
«Какой странный поворот судьбы, – я неспешно правил лошадьми, которые едва передвигали ноги, и раздумывал о случившемся, – кто бы мог подумать, что я встречусь с главарём разрушенной мной шайки по воле двух родственников женщины, с которой и начался мой подъём в столице. Жизнь действительно иногда преподносит такие чудеса, которым магия может только позавидовать».
– Милорд! Казните меня! Я недостоин больше служить вам! – искренне рыдал горбун, у которого была разбита голова, и выглядел он ничуть не лучше тех бандитов, которых я оставил мёртвыми на поляне, но, тем не менее, он был жив и смог приползти к Гори и поднять стражу на ноги. Правда, толку от этого было никакого, так как, отвечая только за южный квартал, всё, что они могли – это поспрашивать в округе о моей карете, и ничего не отыскав, усилить патрули. Мы выехали через северные ворота, так что и не удивительно, что они не отыскали ни малейших следов моей пропажи. Правда, Гори оказался молодцом и к гостинице выслал дополнительный патруль, который и встретил меня, когда я, позёвывая и поводя уставшим от долго сидения телом, подъезжал к своему дому.
Дальше я, конечно, ехал в карете, с удовольствием вытянувшись на сиденье, так что, едва открылась двери и слуги захотели внести меня на руках внутрь, чтобы оказать помощь, в ноги мне кинулся зарёванный горбун, который, совсем не щадя себя, бился головой о плитку дороги. Конечно, он был не виноват в случившемся, бандиты многое знали обо мне, так что хорошо подготовились к похищению, поэтому вина горбуна была в этом происшествии минимальной. Но я хотел, чтобы он сам пришёл к мысли, что моя жизнь теперь стала для него гораздо важнее собственной, так что, дав время ему побиться головой о плиты, я спокойно приказал слугам:
– Кассия отвести в его комнату, связать и вызвать лекаря. Из комнаты не выпускать, пока не поправится.
Дюжие слуги бросились к горбуну и, быстро его скрутив, стали оттаскивать к дому, он же сопротивлялся и пытался вырваться. С ним было сейчас
