Кое-как вывернувшись из футболки, Влади стянул джинсы, сандалии — и кинулся в воду. Холод ненадолго остудил зуд, но потом стало еще хуже. Будто что-то царапалось изнутри, слепо тыкалось в человечью оболочку и не могло найти выхода. Влади в остервенении рванул ногтями плечо — раз, другой… а потом что-то треснуло — и разошлось.
Легкие наполнились водой, но это было правильно. Влади вильнул всем телом — и поплыл на глубину. Руки и ноги куда-то подевались, но росту прибавилось раза в три.
Нужный подземный ручей он отыскал быстро. Теперь дело было за малым — по узкому колодцу взлететь наверх, к алтарному камню. И откуда-то Влади знал, как это сделать.
А на следующий день в деревне было много полиции и сплетен.
Влади за этой суетой наблюдал с пригорка, приподняв голову над травой.
Какой-то рыбак с утра пораньше нашел порванную одежду на бережке и сразу признал приметную Владину футболку. Потом на крики из дома выбежали родители и приковыляла баб Ядзя. Мать, завидев испорченные, вымокшие от росы вещи, побледнела, как сама смерть, и разрыдалась. Отец ее приобнял за плечи, а баб Ядзя подошла и молча отвесила подзатыльник.
— Чего воешь? Ведь вышло все, как задумали. Как-никак, а жить будет.
— Но мы его больше не увидим! — прошептала мать отчаянно, и Влади рванулся к ней, да Змей не пустил — заградил дорогу.
«Еще не время. Потом».
Влади понял и успокоился.
— Увидишь, — коротко ответила бабка. — Года через три принеси на алтарный камень копченой рыбы — и позови. Если помнить еще будет — откликнется.
Потом пришли какие-то люди, что-то долго искали в воде, тыкали в дно палками — да только все бесполезно.
Йолька, известная деревенская врушка, говорила, что, мол, видела, как на алтарном камне свернулись две громадные змеи. Б
Олег же с Ольгой теперь частенько приезжали к баб Ядзе. Сперва — одни. Потом — с колясочкой, в которой плакал и пачкал пеленки младенец. Потом — за руку с маленькой девочкой, такой же русой и сероглазой, каким был сам Влади.
И так из года в год.
Девочка быстро освоилась в деревне. Змей она не боялась — таскала их за хвосты, отогревала у себя за пазухой. Некоторые сердито шипели, но ни одна даже в шутку не прикусила шаловливые детские руки. И девочка вскоре почувствовала себя среди окрестных полей и лесов если не полноправной хозяйкой, то желанной гостьей уж точно. Наверно, поэтому она не особенно удивилась, когда однажды, заигравшись в саду до самого заката, встретила незнакомого мальчишку. Он был странный — с серебристой кожей в мелких узорах навроде змеиной чешуи, желтоглазый и гибкий. Русые его волосы были длинны и спутаны, как будто их лет семь не стригли и не расчесывали.
Он присел на корточки рядом с девочкой и сказал:
— Ты ведь Стаська, да?
А когда она радостно кивнула, тихо попросил:
— Отведи меня к маме, пожалуйста. Я соскучился.
