Вдруг я почувствовал позади себя нечто вроде содрогания воздуха и тотчас же я был слегка приподнят. Это — Элли. Ее щеки коснулись моих; по телу пробежал мороз; я чувствовал, что ее рука как железной цепью охватила меня. Она заговорила и ее голос, сохранивший все тот же тихий, шепчущий тон, как ледяное дыхание раздался над моим ухом.
«Это я!» — сказала она. Тотчас же меня охватил страх и ужас. Мы летели на значительном расстоянии от земли.
«Ты не хотела сегодня прийти?» — спросил я ее.
— «Ты сердишься?» — было ее ответом. «Значит ты меня любишь! — О, ты — мой!»
Эти последние слова заставили меня задрожать; я не знал, что мне сказать на это.
— «Меня задержали!» — продолжала она. «Они сторожат меня!»
«Кто имеет власть задерживать тебя?»
— «Куда ты хочешь сегодня?» — спросила она, по своему обыкновению не отвечая на мой вопрос.
«В Италию, на берег озера… Ты знаешь куда…»
Она закачала многозначительно головой. В это мгновение я впервые увидел, что ее лицо было уже не прозрачно. Я посмотрел в ее глаза и был неприятно поражен ее взглядом.
«Элли!» — воскликнул я, — «скажи же мне, наконец, кто ты? Пожалуйста! Прошу тебя об этом!»
Она пожала плечами.
Я рассердился и решился дать урок ее ревности. Мне пришло и голову, заставить ее унести меня в Париж; там, думал я, она должна найти повод к ревности.
«Элли», — обратился я к ней. — «Ты не чувствуешь страха перед большими городами? Например, перед Парижем?»
— «Нет».
«Нет? Даже и перед такими освещенными местами, как бульвары?»
«Нет, это не дневной свет».
«Хорошо. Тогда веди меня на Итальянский бульвар!»
Она прикоснулась кончиками своего широкого рукава до моей головы, и я тотчас окунулся в беловатое облако, пропитанное сильным ароматом. Все на минуту исчезло. Свет, шум и даже сознание… Я едва чувствовал, что живу, и однако это оглушение, этот род мертвого бытия не был неприятен. Вдруг облако рассеялось. Элли взяла прочь свой рукав и я увидел массу построек, какой-то ад, сильное движение… Я был в Париже.
Снова Элли набросила свой широкий рукав на мои глаза, снова я потерял сознание; снова облако разделилось.
Что это? Что это за парк с липами и аллеями рассаженными, в форме стен? с его портиками и мавзолеями, веерообразными елками во вкусе Помпадур, с тритонами в стиле рококо, нимфами среди бассейнов и вокруг мраморных балюстрад… Или это — Версаль?.. Нет, это не Версаль! Дворец не слишком виден, архитектура, недостаточно изящна…
«Мы в Мангейме», — сказала Элли. «Это — Шветцингский парк».
«А! Мы в Германии», — подумал я и стал внимательным. Все было тихо и безмолвно; только одинокий, невидимый ручеек журчал, ниспадая водопадом. В одной из аллей, между двумя лиственными стенами, <я увидел> какого-то дворянина во фраке с галунами, в красных брюках и круглых манжетах, со шпагой, колотившейся об икры; красивую даму в юбке с фижмами; причесанную и напудренную, протягивающую руку с изысканной прелестью… бледные и удивительные фигуры… Мне хотелось посмотреть их поближе, но они тотчас же исчезли и я слышал лишь вечное журчанье и плеск маленького водопада.
«Это — ходячие мечты!» — обратилась ко мне Элли. «Вчера можно было бы увидеть кое-что иное — нынешнюю ночь летают даже человеческие мечты… Летим! Летим!»
Мы поднялись и действительно полетели, так что я не ощущал ни малейшего движения. Пред нашими взорами промелькнули темные горы, густо заросший лесок, за ними другие, потом еще… Мы находились в центре Шварцвальда.
Мы летели все дальше и дальше, но все время над горами и лесами, замечательно старыми, величественными лесами. Ночь ясна, я различаю все сорта деревьев и особенно высокие ели и дубы. Развалины башни на вершине обнаженной скалы вырисовывались своими печальными, сломанными зубцами. Над древней грудой камней мирно блестела звездочка. С темного маленького озера несся таинственный плач, lamento[50] лягушек! Другие звуки пленили мой слух! Они шли издалека, подобно дрожащим звукам эоловой арфы… Мы в мираже легенд.
Воздух свежий и легкий. Я чувствовал себя даже легко и спокойно, но в тоже время был объят необычной грустью.
«Элли!» — сказал я. «Ты любишь эту страну?»
— «Я? Я ничего не люблю?»
«Как? И меня тоже?»
«Ах, да, тебя!» — ответила она небрежно.
