– Я фамилию спросил, а он сказал «Привалов», – продолжил оправдываться плаксивый второй. – Вот я и подумал, что это сам Александр Иванович. Он же как раз последнюю модель «Алдана» недавно в ремонт сдавал…
«А ведь и правда! – сообразил тут я. – Когда я получал ноут, я назвал свою фамилию, но компьютер-то Сашкин, так что и лежать он должен был под фамилией Сазонов!»
– Подумал он! – передразнил строгий. – Он подумал, а теперь наша последняя разработка оказалась в руках обычного студента!
– Аспиранта, – автоматически поправил я.
Но голоса снова не обратили на меня никакого внимания.
– А я вам давно говорил – нечего подрабатывать на стороне ремонтом компьютеров! – Плаксивый голос собрался для контратаки, растерял свою плаксивость, и почти немедленно я узнал в нем голос того, кто выдавал мне ноутбук в Необитаемом корпусе. – Но вы же сами говорили – бюджет урезан, надо изыскивать средства, надо находить подработку! А я сразу заявил – это плохая идея! Мало ли чем обычные компьютеры от наших «Алданов» заразиться могут, пока в одном ремонте по соседству стоят!
– А что было не так с последним «Алданом» Привалова? – забеспокоился тут строгий голос.
– Да его в отделе Линейного счастья чем-то перегрузили, и бессмертный дух этого «Алдана» стал с той поры излишне альтруистичным и самовольным.
– Поясни, – мрачно потребовал строгий голос.
– Он начал решать проблемы еще до того, как их ему задает пользователь.
– Изъять! – после паузы приказал строгий голос. – Все последствия его работы устранить.
А этому студенту вернуть его компьютер.
– Погодите! – взмолился я, сообразив, что вот-вот лишусь не только чудесного компьютера, но и всего, что он для меня успел сделать. – Пожалуйста! – протянул я, обращаясь к невидимым голосам. – Можно мне хотя бы распечатать статью и отзывы! Ну, и бронь турпутевки тоже…
– Не положено, – отрезал строгий голос, но принтер в углу комнаты уже зашумел и начал тихо выплевывать лист за листом.
– Я же вам говорил – дух самовольничает! – вздохнул второй голос.
Откровенно говоря, в этот момент мне было совершенно наплевать на очевидную невероятность происходящего, и сотни теснящихся в голове вопросов отступили на второй план. Это потом я буду думать, откуда взялись голоса невидимок, при каком таком факультете нашего института есть отдел Линейного счастья и откуда в компьютерах бессмертные духи… А сейчас я лишь смотрел на «Алдан» и с искренней грустью думал о предстоящей разлуке.
– Спасибо, – шепнул ему я и, не удержавшись, погладил гладкий корпус. – Здорово ты мне помог. Жаль лишь, синопсис романа мы с тобой не успели. Да такой, чтобы утереть нос этому Эдику с его Большой литературой.
Компактный, красивый Aldan M.A.G. 3,14 задрожал по краям, успел подмигнуть мне с экрана на прощание и растворился в воздухе. Но прежде принтер выплюнул напоследок еще один лист бумаги.
А на месте «Алдана» появился другой ноутбук – обычный, изрядно потертый, с логотипом Toshiba. На углу крышки красовалась наклейка из ремонта с Сашкиной фамилией.
Я с тоской вздохнул, глядя на него.
Чудесный «Алдан» успел отправить в принтер абсолютно все – и статью, и имейл о публикации, и отзывы, и бронь турпутевки. А самая последняя распечатка меня и вовсе поразила. На вершине страницы по центру было написано:
А ниже – только пустота.
Я долго пялился на почти чистый лист. Нутром чуял, что на прощание дух «Алдана» сделал мне подсказку, но только не мог понять, как ею воспользоваться.
За оставшиеся до встречи с научруком дни я сломал всю голову, но загадку «Чистых страниц» так и не разгадал. Своего собственного синопсиса тоже не сочинил. И когда пришло время идти к Дефису, решил – будь что будет! Взял эту распечатку, взял статью и отзывы на заочников – и понес научруку.
На отзывы Дефис едва взглянул и сделал пометку себе в журнале. Статью просмотрел краем глаза, задержался на распечатке имейла о публикации в «Паралитературном критике», крякнул и сказал:
– Признаться, удивлен. Но удивлен по-хорошему. А теперь пожалуйте мне ваш синопсис. Помнится, вы говорили, что ваш роман проложит мост между Большой и маленькой литературой, – не удержавшись, добавил он с ноткой ехидства и скепсиса.
За скепсис и ехидство я Дефиса не винил – на его месте я бы и сам не поверил в столь стремительное исправление аспиранта, который весь год бил баклуши.
Я глубоко вдохнул и протянул научруку лист с одним лишь моим именем и титулом романа наверху.
Несколько мгновений Дефис непонимающе смотрел на почти пустую страницу.
– Это что? – наконец, спросил он.
