нибудь романтичного или сексуального (считаю, виной всему работа в «Майкрософте» – скажи, Билл Гейтс, ты-то как радуешь свою жену?), да если уж на то пошло, и раньше не особенно старался. Но это даже хорошо, потому что я не в восторге от бурных проявлений страсти. Мы любим китайскую еду. Любим смотреть «Рискни». Любим сидеть на диване по вечерам. Я, конечно, была бы не против пойти в ресторан и там целоваться, но Шону не нужно доказывать свою любовь путешествиями на Бали или куда там еще. Хотя, конечно, зависать в ночных клубах, а потом врать мне – явно не лучшее доказательство.
Он сжимает мою лодыжку, и на экране вновь появляется Слэк Джонс, чтобы объявить первое задание. На этот раз участников будут попарно опускать в яму, полную гадюк. Если они смогут держать себя в руках, гадюки их не тронут. А если не смогут… на этот случай поблизости есть медицинская палатка. (В прошлом году, однако, один из участников погиб, проиграв в неравном бою с гризли, но судебных разбирательств не возникло, потому что организаторы упорно стояли на своем: он добровольно отказался от оказания медпомощи.)
– Разве такого еще не было? – спрашивает Шон, засунув в рот остатки ролла. Его щеки раздулись. Он улыбается, но не виновато. Я уже видела его в роли бурундука – на нашем втором свидании – и так смеялась, что вино потекло у меня по подбородку. Иззи права. Шон – исключение из правил мира компьютерных технологий; у него зеленые глаза, золотистая щетина и подбородок не хуже, чем у Слэк Джонс, и он слишком красив, чтобы целый день пялиться в экран.
– В тот раз были гремучие змеи, – отвечаю я, любуясь изгибом его подбородка и ясными глазами. Он – красавец, не то что я. Никогда не понимала, почему он выбрал именно меня; единственно потому, что так было назначено судьбой. Ванесса часто говорила, что мне не мешало бы сходить к психологу и поработать над самооценкой, но мне и так неплохо. Просто он выбрал меня, и значит, того хотела вселенная. Подруга даже скинула мне контакты своего любимого мозгоправа, но это сообщение две недели провалялось во входящих, а потом автоматически удалилось.
Я засасываю макаронину ло мейн, и, не успев вовремя остановиться, потому что всего две минуты назад поклялась себе не спрашивать, я спрашиваю:
– Ну, как вчера поиграли?
– Хорошо, – отвечает он, глядя в телевизор. – Вот блин, баба в красном сейчас все испортит.
– Кто выиграл?
– В смысле? Шоу только началось.
– Я про вас.
– А-а, – секунду он смотрит на меня, а потом снова в телевизор. Женщину в красном трясет так, что впору вызывать сейсмолога.
– Да мы не то чтобы следили за счетом. Просто решили поразвлечься. Несколько ребят заболело, так что мы всего лишь немного отдохнули.
– Хмм… ясно.
Я хочу сказать еще больше, я хочу поймать его в сети своего понимания происходящего. Я хочу поднести чек к его носу и закричать: ага! Но… ничего этого я не делаю. Потому что иначе слишком многое станет явным, а порой – что бы там ни говорил мой отец – лучше знать не обо всем. С некоторыми знаниями очень тяжело жить.
– Вот дерьмо! – кричит Шон. Женщина в красном визжит, не в силах справиться с ужасом, и невозможно понять, что произошло раньше – то ли гадюки почуяли ее слабость и напали, то ли она сама своим страхом все испортила, не успев даже попытаться.
– Круто! – вопит Шон. – Дай пять!
Я хлопаю его ладонь, изображая радость и думая про себя, что страшнее: придуманная реальность по ту строну экрана или реальность настоящая, которая уже, может быть, начала набирать обороты.
3
Потом Шон засыпает на диване, по-прежнему сжимая в руке мобильный, то и дело вздрагивающий от нового сообщения, оповещения или еще какого-нибудь сигнала из интернет-мира, который никогда не спит. Я смотрю на него – вдох, выдох. Дело не только в том, что он красивый. Это ерунда. На красоту падки девчонки вроде Иззи. Он притягивает к себе, как суперзвезда. Его красота ничего не значит по сравнению с тем, что Ванесса называет «комбо»: сексапильностью, умом и некоей изюминкой. Хотя Ванессе он нравится гораздо меньше, чем должен был бы нравиться моей лучшей подруге. Дело в том, как он смотрит: сразу ясно, какой он серьезный, какой основательный.
Телефон снова жужжит, Шон шевелится, и я немного смущена, что рассматриваю его так откровенно, что моя потребность в нем так сильна, что я восхищаюсь волнами его волос и стройным телом, вытянутым во всю длину дивана. Я придвигаюсь поближе и касаюсь его плеча.
– Шон, пойдем в кровать. Уже поздно.
Он ворчит и утыкается лицом в подушку, все еще не в силах проснуться.
– Давай, Шон. Иди в кровать.
Он хлопает глазами, стараясь сфокусировать взгляд.
– А какой сегодня день? Мы разве… – он тянется к телефону, чтобы посмотреть в календарь.
Тут до меня доходит. Он думает, я бужу его ради зачатия. Неужели я похожа на жену, которая будит мужа только ради зачатия?
– Да нет, я не к тому… пошли спать.
