обязательно обругает, потом устроит допрос с пристрастием, а сам ничего полезного не скажет. При этом посажен он сюда не шпионов ловить, а рынок охранять. Сейчас ни товара, ни других ценностей нет, а из людей только несколько постоянных работников на дежурстве. На Земле подобные функции бабки у подъездов выполняют.
– Закрыто сегодня! – немедленно подтвердил дедок мои эмпатические выводы о его вредности. – Сразу после эолия рыба не ловится, это даже такие, как ты, должны знать.
Между тем его, казалось бы, прозрачные глаза очень цепко прошлись по мне, взвешивая и оценивая. Задержались на баронском перстне:
– Надо же! Такой молодой, а уже барон. И что это ты, мил-господин, на рыбьем рынке забыл?
В принципе, я заготовил легенду, что меня в порт доставили на лодке с оставшегося на рейде корабля, да высадили в неудачном месте. Не очень убедительная, но через ворота порта из города на самый дальний от приличных судов причал никто свой багаж притащить не дал бы. Так что лучше совсем не вступать в объяснения.
А дедку этому любая сказанная в ответ фраза – только повод задать еще десяток вопросов. Вы когда-нибудь пробовали узнать дорогу у вредной бабки? Мне доводилось, и даже не один раз. Там у меня – Димы Бершова – эмпатия не работала, вот и пришлось терять массу времени и нервов, пытаясь получить ответ на свой вопрос. Как же такие бабки над людьми издеваться навострились! И ведь даже в ухо им не дашь, хоть и очень хочется.
Собственно, а почему не дашь? Это на Земле за подобное в милицию угодишь и по судам затаскают, а здесь нравы проще. И дедок это должен понимать. Только, похоже, ради того, чтобы доставить мне неприятности, он готов и оплеуху пережить. А в то, что я его серьезно покалечить могу или даже убить, не верит. Вид у меня слишком молодой и несолидный. Это только в романах такие вот пеньки, заглянув в глаза человеку, над которым они собирались всласть поиздеваться, внезапно пугаются и начинают сотрудничать. Не знаю, какая для этого должна быть харизма. У меня такое ментальное воздействие только с помощью двенадцатирунного заклинания получиться могло. То есть – неизвестно когда.
Так что единственный выход – деда этого бить и бить – так, чтобы вырубить надолго. Ведь этот гад не только сам сейчас собрался концерт мне закатить, потом еще обязательно побежит что-нибудь про меня врать портовой страже. И не будет иметь значения, скажу я ему про себя что-нибудь или нет. Чего-нибудь сам насочиняет, лишь бы напакостить.
В общем, я наклонился к окошку будки и пробил ему прямой правый в нос и губы. Бил несильно, чтобы не убить ненароком, но так, чтобы разбить. А самого его вырубил «ментальным ударом». Пусть пару-тройку часов без сознания поваляется. На всякий случай сверху еще «здоровый сон» наложил. Маны не пожалел. Не знаю, каким будет результат взаимодействия заклинаний, хотелось бы, чтобы, отойдя от «ментального удара», дед еще сутки продрых. Наверное, рациональнее было бы не в «сон», а в «ментальный удар» ману вливать, чтобы мозги вскипятить, но просто взять и убить человека, так, на всякий случай, – я не в состоянии. Хотя память Витадхоциуса очень настойчиво рекомендует именно так и поступить. Нет, буду надеяться, что дедок придет в себя уже после моего отъезда. А губы и нос я ему разбил, во-первых, за дело, нечего барону хамить! А во-вторых, чтобы перед остальными местными работниками разыграть мизансцену.
Да, в рамках той же мизансцены я сопроводил свой удар рыком:
– Ты как, урод, с бароном разговариваешь?!
После чего крикнул уже более разборчиво внутрь помещения:
– Нужны три-четыре человека мой багаж к кораблю отнести! Быстро! По ливру за саквояж!
Подошло пять человек. По виду – обычные грузчики, как я их себе представлял. Даже если у них другая специализация – ничего страшного, для моих целей вполне подойдут. Смотрели на меня с интересом, но напряженно, что, впрочем, естественно. Приперся непонятно какой мальчишка и сторожа с одного удара капитально вырубил. Вон, тот валяется в углу своей будки, и морда у него вся в крови. Постарался пояснить ситуацию, точнее, озвучил версию.
– Пришли? – вопросил строгим голосом. – Что за день такой! – Это уже возмущенно. – Сначала лодочник непонятно где высадил, теперь еще этот урод хамит. Как вы его вообще терпите?!
И уже более спокойным тоном продолжил:
– Да жив он, жив. Просто под горячую руку попался, – продемонстрировал кулак с баронским кольцом. – Скоро очухается. Сам виноват. А это – зубы ему вставить.
Я небрежно бросил на полочку за окошком будки пяток серебряных ливров.
– Ну что, идете?
Пошли со мной четверо. Пятый, как я и рассчитывал, задержался. Нельзя же оставлять монеты без присмотра, еще сопрет кто-нибудь. И, думаю, вредного деда они теперь не поспешат приводить в чувства. Пусть лучше до конца смены поваляется.
Мужики с подозрением смотрели, как я ставил на место доску от мостков, но задавать ненужные вопросы я им не дал:
– Саквояжей у меня шесть, вас четверо пришло… Ладно, по два ливра каждому, четыре сейчас и четыре у корабля.
– Так куда нести-то? – спросил самый старший из моих грузчиков. Вопрос меня очень обрадовал: четко и по делу.
– На пирс, с которого корабли идут в Леиду. В Марион.