периодическому осознанию невозможности купить что-то дорогое. Вот что меня испугало, вот от чего я бегу.
Я купил в автомате бутылку воды, сделал пару глотков и продолжил рассматривать окрестности, когда мое внимание привлекли три объекта в небе, пересекавшие с юга на север пространство над Невской губой. Когда те приблизились, я различил военные вертолеты – преимущественно темно-зеленого цвета, с голубым брюхом и красной звездой на борту. Вертолеты над городом не редкость, но вид трех армейских машин, уверенно шедших клином невысоко над водой, невольно внушил трепет. Следом за ними вдалеке двигались еще пять грозных силуэтов, но, в отличие от первых, явно более новые и однозначно боевые. Призрачное чувство тревоги, которое я отогнал утром, опять вернулось.
Проводив взглядом процессию, я обнаружил, что прошло уже минут десять и Дубской, скорее всего, освободился. Оглядев напоследок так полюбившееся мне помещение, я отправился на аудиенцию к шефу. Тот действительно закончил совещание и сидел в своем отдельном «аквариуме». Увидев меня, сразу пригласил войти. По пути к стеклянному кабинету начальника я поздоровался с бывшими коллегами, ряды которых за месяц… поредели?! Половина рабочих столов не просто временно пустовала – столы были свободными. И это там, где совсем недавно кипела работа, словно в улье.
Когда я зашел в кабинет и поздоровался, мое недоумение, видимо, по-прежнему читалось на лице, потому что Дубской сразу спросил:
– Ну что, заметил убыль личного состава? Так и живем. Руководство избавляется от балласта в условиях новых экономических и политических реалий, как мне пояснили.
– Месяц назад дела обстояли более оптимистично, – констатировал я.
– Друг мой, ты что, не следил за новостями все это время? – Шеф пододвинулся ко мне. – Мир лихорадит, как в начале прошлого века, какой уж тут оптимизм.
– Да, я выпал, конечно, из информационного поля, но не думал, что настолько. С другой стороны, в новостях ничего сверхъестественного не афишируется – обычная политическая возня.
– Возня возней, но наши западные друзья, – махнул он рукой куда-то в сторону Атлантики, – резко закрутили краны. Кстати сказать, награда за твою голову еще сильнее возросла. Если вернешься сейчас, то сразу на место моего заместителя.
– Артемий Петрович, вы без ножа режете, – покачал я головой, – я никак, ну просто никак не могу сейчас вернуться.
– Ну и скатертью дорога, – заявил Дубской в своей вечно саркастической манере, выуживая из сейфа папку с документами. – Распишись здесь и здесь и отметься у офис-менеджера. Сдай пропуск. И не забывай про свой автограф на документе о неразглашении.
– Шеф, вы же мой профессиональный крестный отец, подставлять вас не собираюсь, – уверил я, расписываясь в документах. – Да и «Горизонт» мне ничего плохого не сделал.
– Знаю, знаю… И именно поэтому прошу об одолжениях. – Он посерьезнел. – Во-первых, когда перебесишься и будешь тщетно пытаться устроиться куда-либо снова, приходи ко мне, может быть, здесь найдется для тебя местечко. Во-вторых, если откроешь свою компанию и станешь финансовым воротилой, обязательно позови меня к себе. И в-третьих, если мертвые восстанут и пойдут по улицам, обещай вытащить меня из города, так как из всех моих знакомых только у тебя есть дробовик.
Когда Дубской заканчивал тираду, лица наши уже растягивались в улыбках. Вот это человек, вот это жизнерадостность. Никогда не устану восхищаться его здоровым легкомыслием, которое, кстати, не помешало ему стать главным аналитиком в компании. Пожалуй, по нему, как и по курилке, я тоже буду скучать.
– А если серьезно, то просьбы есть: сейчас у нас неразбериха, но когда мы перераспределим обязанности, возможно, от тебя потребуется ввести кого- то в курс дел. Подъедешь на пару часов, надеюсь, не откажешь? И еще одно, подожди минуту… – Он снял трубку телефона и набрал внутренний короткий номер. Когда на том конце провода ответили, Дубской произнес абсолютно ровным голосом, как будто и не веселился только что: – Юрий Игнатьевич, доброе утро, у меня Сергей Романов… Да, тот самый… Хорошо.
Я не сразу понял, что происходит, но о личности собеседника шефа догадался – это наверняка Юрий Асташев, председатель совета директоров холдинга, главный человек в компании. Пока я гадал, что ему могло понадобиться, Дубской уже положил трубку и ехидно уставился на меня.
– Я вижу, ты понял, куда тебе идти. Ничего не спрашивай, я сам ничего не понимаю. Он еще недели две назад просил отправить тебя к нему.
– Но он же в курсе, что я увольняюсь?
– Разумеется, в курсе. Просто не представляю, что ему нужно… – Шеф явно просчитывал что-то в уме. – Но ты сходи. Я бы хотел, конечно, узнать, о чем вы поговорите, но боюсь, это уже будет попадать под разглашение. А теперь иди.
После недолгих, но душевных прощаний с бывшим начальником и остатками коллектива я побрел по коридору к резиденции главного. Крайне эффектная и «нордическая» секретарша разрешила мне пройти, и я оказался в просторном кабинете. Панорамное остекление с видом на парк и залив, как в курилке, только гораздо большей площади, дизайнерский интерьер: из стереотипных атрибутов кабинетов топ-менеджеров здесь было, пожалуй, все, кроме мини- гольфа. За массивным, словно вросшим в ковровое покрытие столом сидел лощеный мужчина лет пятидесяти и подписывал документы, перекладывая из одной папки в другую. Когда я вошел, он жестом пригласил присесть за его брифинг-стол. Подписав несколько бумаг, Асташев наконец закрыл авторучку и небрежно отбросил папку. Взглянув на меня поверх линз своих ультрашикарных TAG Heuer, о бренде которых говорил характерный логотип на футляре очков, он заговорил.
