Ландшафт был очень разнообразным, и каждое мгновение взору детей открывалось что-то новое и прекрасное: то выдающаяся вперел скала, вся покрытая свисающими растениями, которые почти касались воды; то пляж, белый песок на котором блестел и сверкал под солнцем, а волны приятно журчали, набегая на берег и снова отступая, будто играли сами с собой в салочки; то темные деревья с густой листвой, свисающей над водой, сквозь плотную тень которой сияли яркие пятна в вышине, откуда лился на поляну солнечный свет.
Зеленая, как изумруд, трава сбегала к самой кромке воды, а примулы и лютики, растущие у края берега, наклонялись и почти целовались с маленькими волнами, поднимавшимися им навстречу. Большие кусты сирени дыханием своих гроздей розовых и белых цветов наполняли сладким запахом воздух на много миль кругом, и ракитник, казалось, льет бесконечные потоки золотистых цветов, свисающих с гибких зеленых ветвей. По стволам гигантских пальм, листья которых бросали прохладную тень на землю, непрерывно сновали обезьяны, срывая кокосы и бросая их вниз. А еще там были алоэ с огромными стеблями, усыпанными пурпурными и золотыми цветами, потому что был тот самый год раз в сто лет, в который только и расцветает это растение, и маки, громадные, как деревья, и лилии с цветками крупнее палаток.
Дети глаз не могли оторвать от всех этих чудес, но главное чудо ждало их впереди. Вскоре они подплыли к поляне, заросшей изумрудной травой в тени гигантских деревьев, где возвышались, свисали с ветвей деревьев или кустились все цветы, какие только существуют на свете. Высокие стебли сахарного тростника поднимались вдоль кромки крохотного ручья, питаемого кристально чистым источником и текущего по руслу из ярких камешков, похожих на драгоценные камни, а рядом пальмы поднимали свои могучие головы, и их большие листья отбрасывали тень даже в этой тени.
Увидев это место, брат и сестра одновременно воскликнули:
– О, как красиво! Давай остановимся здесь.
Наверное, лодочка поняла их желание, потому что не успели дети даже прикоснуться к рулю, а она уже повернула и тихо направилась к берегу.
Сиболд вылез первым и перенес сестренку на землю. Потом мальчик решил привязать лодку, но, как только Мэй покинула ее, все паруса сложились сами собой, якорь прыгнул за борт, и не успели путешественники и рта раскрыть, а их суденышко уже стояло пришватованным у берега.
Взявшись за руки, брат с сестрой отправились исследовать поляну и все, что на ней было.
Мэй прошептала:
– О, Сиболд, какое славное место! Интересно, есть ли здесь петрушка?
– Зачем тебе петрушка? – удивился он.
– Потому что, если бы здесь была хорошая грядка петрушки, мы, возможно, нашли бы младенца. О, Сиболд, мне так хочется младенца!
– Ну хорошо, давай поищем, – согласился брат. – Кажется, здесь есть все виды растений, а раз так, то должна быть и петрушка. – Сиболд всегда отличался логикой.
И вот дети пошли искать по поросшей травой долине и конечно, вскоре нашли под раскидистыми листьями лимона большую грядку петрушки – самой крупной петрушки, какую когда-либо раньше видели.
Сиболд был очень доволен и сказал:
– Ну вот, похоже, это то, что нужно. Знаешь, Мэй, меня всегда удивляло, как Младенец, который настолько крупнее петрушки, может в ней спрятаться. А ведь он именно прячется, потому что дома я часто хожу поглядеть на эту грядку и никогда там не нахожу младенца, а вот няня всегда находит, стоит ей только поискать. Только вот ищет она нечасто. Если бы мне везло так, как ей, я бы искал все время.
Тут Мэй почувствовала, что желание найти младенца охватило ее с новой силой, и она сказала:
– О, Сиболд, мне так хочется получить младенца! Надеюсь, мы его найдем.
Как только она это произнесла, дети услышали странный звук – тихий, очень тихий смех, будто улыбка, превратившаяся в музыку. Мэй так удивилась, что на мгновение застыла; ей и в голову прийти не могло, что теперь делать, поэтому девочка просто указала рукой в ту сторону, откуда звучал смех, и прошептала:
– Смотри, смотри!
Сиболд бросился туда, поднял лист громадной петрушки, а там – о радость! – лежал самый прекрасный младенец, какого только можно себе вообразить. Мэй тут же опустилась на колени, взяла младенца на руки и стала укачивать, напевая: «Спи-усни, малыш», а Сиболд покорно слушал. Тем не менее через какое-то время он потерял терпение и сказал:
– Послушай, это ведь я нашел младенца, и значит, он мой.
– О, не говори так, – возразила Мэй. – Я первая его услышала. Он мой.
– Нет, мой, – не уступал Сиболд.
– Мой, мой, – твердила Мэй; и она, и ее брат начали слегка сердиться.
Внезапно они услышали тихий стон – словно у мелодии разболелись зубки. Оба в тревоге посмотрели вниз и увидели, что бедный младенец мертв. Детей охватил ужас: они заплакали, стали просить друг у друга прощения и обещать, что больше никогда-никогда не будут ссориться. После этого ребенок открыл глазки, серьезно посмотрел на них и сказал:
– Больше никогда не ссорьтесь и не сердитесь друг на друга. Если вы снова рассердитесь, хоть один из вас, не успеете и глазом моргнуть, как я умру,
