пришло осознание ужасной правды, от которого меня пронзил холод до самого сердца и кровь прилила к голове. Какое-то крупное животное лежало на мне и лизало мое горло. Я боялся шевельнуться: инстинкт самосохранения приказывал мне лежать смирно, но зверь, по-видимому, понял, что со мной произошли какие-то перемены, потому что он поднял голову. Сквозь ресницы я увидел над собой два огромных горящих глаза гигантского волка. Его острые белые зубы блестели в разинутой красной пасти, и я чувствовал его горячее, зловонное дыхание.
Следующий отрезок времени выпал из моей памяти. Потом я услышал тихое рычание, за ним – визг, и так повторилось несколько раз. Потом, как бы издалека, я услышал крики «Эгей! Эгей!», будто несколько голосов кричали в унисон. Я осторожно приподнял голову и посмотрел в том направлении, откуда доносились крики, но могилы загораживали обзор. Волк продолжал странно повизгивать, и какое-то красное сияние перемещалось вокруг рощи кипарисов, будто следовало за звуком. По мере приближения голосов волк повизгивал чаще и громче. Я боялся издать хоть какой-то звук или пошевелиться. По белому покрову вокруг меня разливался красный свет, его источник приближался. Потом из-за деревьев рысью вылетела группа всадников с факелами. Волк встал с моей груди и бросился к кладбищу. Я увидел, как один из всадников (это были солдаты, судя по их фуражкам и длинным военным плащам) поднял карабин и прицелился. Один из спутников ударил его по руке, и я услышал, как у меня над головой прожужжала пуля. Очевидно, он принял мое тело за тело волка. Другой всадник заметил волка, который убегал прочь, и выстрелил ему вслед. Затем всадники галопом поскакали вперед – некоторые в мою сторону, другие вслед за волком, который исчез среди засыпанных снегом кипарисов.
Когда они подъехали ближе, я попытался пошевелиться, но у меня не было сил, хотя я видел и слышал все, происходящее вокруг. Два или три солдата спрыгнули с коней и опустились возле меня на колени. Один из них приподнял мою голову и приложил ладонь к сердцу.
– Хорошая новость, товарищи! – крикнул он. – Его сердце все еще бьется!
Потом мне в глотку влили немного бренди; оно придало мне сил, и я сумел полностью открыть глаза и оглядеться. Огни и тени двигались среди деревьев; я услышал, как перекликаются люди. Они съехались ко мне, испуганно восклицая; замелькали новые огни, когда другие беспорядочно бросились прочь с кладбища, словно одержимые. Когда последние всадники подъехали близко, стоящие вокруг меня с нетерпением спросили у них:
– Ну, вы его нашли?
Те поспешно ответили:
– Нет, нет! Быстро уходим отсюда, быстро! Здесь нельзя оставаться, да еще именно в эту ночь!
– Что это было? – этот вопрос задавали все на разные лады. Ответы были самыми разными и все неопределенные, будто этих людей подмывало что-то сказать, но их сдерживал какой-то общий страх, мешавший им высказать свои мысли.
– Оно… оно, в самом деле! – промямлил один, он явно на тот момент лишился способности соображать.
– Волк и не волк одновременно! – с дрожью выговорил другой.
– Нет смысла охотиться на него без освященной пули, – заметил третий более спокойно.
– Так нам и надо за то, что выехали в такую ночь! Правда, мы заслужили свою тысячу марок! – сказал третий.
– На разбитом мраморе была кровь, – после паузы произнес еще один, – и не молния ее там оставила. А этот – он в порядке? Посмотрите на его горло! Видите, товарищи, волк лежал на нем и грел своим телом.
Офицер посмотрел на мое горло и ответил:
– Он в полном порядке, даже кожа не повреждена. Но что все это значит? Мы бы его никогда не нашли, если бы волк не скулил.
– Что с ним стало? – спросил тот, кто поддерживал мою голову – он казался меньше других охваченным паникой, так как его руки не дрожали. На его рукаве был шеврон младшего офицера.
– Он вернулся домой, – ответил человек, длинное лицо которого покрывала смертельная бледность и который буквально трясся от ужаса, со страхом оглядываясь вокруг. – Там достаточно могил, в которые он может залечь. Уходим, товарищи, быстро! Давайте уедем с этого про`клятого места.
Офицер поднял меня и посадил, потом отдал приказ; несколько человек подсадили меня на лошадь. Он вскочил в седло позади меня, обхватил меня руками и велел трогаться. Держа строй, мы быстро двинулись прочь от кипарисов.
Мой язык пока отказывался работать, и я хранил молчание. Должно быть, я уснул, так как следующее, что я помню, – как я стою, с двух сторон поддерживаемый солдатами. Уже почти совсем рассвело, и на севере красная полоска солнечного света отражалась на заснеженном пространстве, словно кровавая дорожка. Офицер приказывал своим людям ничего не рассказывать о том, что они видели, говорить только, что они нашли англичанина, которого сторожила большая собака.
– Собака? То была не собака, – перебил тот солдат, который выказывал больший страх, чем другие. – Уж я-то способен узнать волка, когда вижу его.
Молодой офицер спокойно ответил:
– Я сказал, собака.
– Собака! – насмешливо повторил солдат. Было ясно, что его смелость возрастала с восходом солнца; указывая на меня рукой, он сказал: – Посмотрите на его горло. По-вашему, это работа собаки, командир?
Я инстинктивно поднес руку к горлу и, дотронувшись до него, вскрикнул от боли. Люди столпились вокруг меня, чтобы посмотреть, некоторые нагнулись
