Здесь и сейчас

ложной. Конечно, мы можем закрасить седые волосы, но это не доказывает ложность смерти — она неизменно приходит. Даже под нанесенной краской волосы остаются седыми. Они показывают, что смерть становится ближе, что она придет наверняка. Как мы можем ее фальсифицировать? Сколько бы мы ни продолжали ее фальсифицировать, это не имеет значения — она приближается неустанно. Единственная разница в том, что мы боимся узнать об этом.

Вот что я спрашиваю: как может человек, который еще не узнал даже смерть, узнать, что такое жизнь? Я утверждаю: смерть находится на периферии; жизнь — в центре. Если мы не знаем даже периферии, как мы можем когда-нибудь узнать центр? И если мы убегаем от периферии, то никогда не приблизимся к центру. Если ты пугаешься стен, которые составляют внешние пределы дома, как ты войдешь во внутренние покои? Смерть — это периферия, а жизнь — храм в ее центре. Убегая от периферии, мы также бежим и от жизни. Человек, который узнает смерть, раскрывает ее и постепенно начинает понимать и жизнь.

Смерть — это врата к познанию жизни. Избегать смерти — значит избегать и жизни. Поэтому когда я говорю: «Познай смерть», пойми факты, — я не прошу тебя думать.

Есть еще одна интересная вещь, которую нужно понять. Думать — значит повторять в уме то, что мы уже знаем. Мышление никогда не оригинально — хотя мы обычно говорим, что мысли такого-то и такого-то человека очень оригинальны. Нет; мысль никогда не оригинальна. Мысли никогда не бывают оригинальными. Даршан, видение, может быть оригинальным.

Мысли всегда избиты. Если я попрошу тебя подумать об этой розе, что ты подумаешь? Ты просто повторишь то, что уже знаешь о розе. Что тебе еще делать? Что ты еще можешь сделать при помощи мышления? Может ли в твоих мыслях появиться хоть один неизбитый и оригинальный взгляд на розу? Как это может быть?

Мышление — это не что иное, как повторение мыслей. Ты можешь сказать: «Роза очень красивая», но сколько раз ты слышал это раньше? Сколько раз ты это читал? Или ты можешь сказать: «Цветок очень свежий» — но и это избито, сколько раз ты это читал? Куда годятся мысли? Как тебе войта в сущность розы, думая о ней? Мышление может привести тебя только к тому, что есть о розе в твоей памяти. Вот почему мышление никогда не оригинально. Никогда не бывает оригинальных мыслителей — только оригинальные видящие.

Первое условие видения розы в том, что смотрящий не должен думать. Он должен удалить мысли из памяти; он должен стать пустым и в это мгновение жить с розой. Пусть с одной стороны будет цветок, с другой — ты, и между вами не будет ничего — ни того, что ты слышал, ни того, что та читал, ни того, что та когда-либо узнал. Никакой твой прошлый опыт не должен становиться между вами. Между вами не должно быть ничего. Лишь тогда неизвестное, покоящееся внутри розы, начнет входить в твое существо. Не найдя между вами преграды, оно войдет, и тогда ты не будешь чувствовать, что хочешь познать розу, ты будешь чувствовать, что стал с розой одним. Тогда ты познаешь цветок с внутренней стороны.

Видящий проникает в объект, тогда как мыслитель бродит кругами снаружи — и поэтому мыслитель ничего не достигает; достигает лишь видящий. Видящий проникает внутрь, потому что между ним и объектом не остается стены — стена крошится и исчезает.

Однажды Кабир попросил своего сына Камаля пойти в лес и принести немного сена для их скота. Камаль сделал, как ему сказали. Он ушел рано утром, и, когда солнце вошло в зенит, а он все еще не вернулся, Кабир стал беспокоиться. Когда день стал клониться к вечеру, никаких следов Камаля все еще не было. Кабир обеспокоился еще сильнее. Вскоре наступил вечер, солнце вот-вот должно было сесть, и, в конце концов, Кабир в сопровождении нескольких своих последователей отправился на розыски Камаля.

Придя в лес, они обнаружили, что Камаль стоит с закрытыми глазами в густой траве, раскачиваясь, как травинка на ветру. Кабир подошел, потряс его и спросил:

— Что ты здесь делаешь?

Камаль открыл глаза, понял, что произошло, и тут же попросил прощения.

Кабир сказал:

— Что ты здесь делал так долго? Уже поздно!

— Извини, — ответил Камаль, — но когда я сюда пришел, вместо того, чтобы косить траву, я стал на нее смотреть. И просто глядя на нее, — не знаю, как это произошло, — я тоже стал травинкой. Приближался вечер, и я продолжал стоять, совершенно забыв, что я Камаль и пришел сюда косить траву. Я стал самой травой. В том, чтобы быть травой, было столько радости, — радости, которой я никогда не испытывал, будучи Камалем. Хорошо, что вы пришли, потому что я не знал, что происходит. Ветер качал не траву, он качал меня — коса и то, что нужно было скосить, исчезли. Ты когда-нибудь видел по-настоящему свою жену, своего сына, с которыми прожил столько лет? Ты их когда-нибудь видел? То, что жена делала вчера, мелькает у тебя в уме, — и эта мысль встает между вами. Ты помнишь, как она бранила тебя, когда ты собирался утром идти на работу, — и снова между вами стоит мысль. Ты вспоминаешь, что она сказала за обедом, — и эта мысль стоит между вами. Ты всегда думал; ты никогда не видел. И именно по этой причине между мужем и женой, между отцом и сыном, матерью и сыном нет связи. Связь начинается, когда прекратилась мысль и начался даршан, видение. Вот когда действительно происходит связь, потому что нет ничего, чтобы ее прервать.

Помни, связь не значит, что есть третий фактор, объединяющий двоих. Пока между двумя есть что-то третье, присутствует и разъединение. То, что соединяет, также и разрывает. В тот день, когда ничего не соединяет, когда остаются только двое, ничего не остается между ними — фактически, в тот день остается лишь одно; двух больше нет.

Связь не значит, что кто-то соединяет вас, связь означает, что между тобой и другим человеком ничего нет — даже чтобы вас связывать. В ней два потока исчезают и сливаются друг с другом. Это любовь. Видение ведет тебя в любовь; видение является источником любви. А человек, который не любил, никогда ничего не познал. Независимо оттого, что он искал, он познавал это только через любовь. Поэтому, когда я говорю, что должна быть познана смерть, я имею в виду, что мы должны любить и смерть. Нам придется увидеть смерть. Но человек, который боится смерти, который избегает ее, — как он может любить смерть, как он может получить ее даршан, как он может когда-нибудь увидеть смерть? Когда смерть явится перед ним, он повернется к ней спиной. Он закроет глаза; он никогда не позволит смерти явиться перед ним — лицом к лицу. Он боится, он испуган; вот почему он вообще не способен ни увидеть смерть, ни любить ее. А если человек еще не полюбил смерть, как он может любить жизнь? Ведь смерть — это очень поверхностное событие, а жизнь — более глубокое. Если человек отвернулся на первом же шагу, как он может достичь глубоких вод колодца?

Вот почему я говорю, что смерть нужно прожить, познать, увидеть. Тебе придется влюбиться в нее; тебе придется заглянуть ей в глаза. А как только человек заглядывает в глаза смерти, начинает ее наблюдать, проникать в нее, он поражен. К своему изумлению, он обнаруживает: «Какая великая тайна скрыта в смерти! То, что я считал смертью и от чего бежал, на самом деле является источником высочайшей жизни». Поэтому я говорю: охотно войди в смерть, чтобы достичь жизни.

Есть невероятное высказывание Иисуса. Иисус сказал: «Спасший себя погибнет; но того, кто стер себя, не может уничтожить никто. Лишь тот, кто потеряет себя, найдет, а тот, кто спасет себя, будет потерян». Если семя желает себя сохранить, оно не сможет — что же еще? Если семя уничтожает себя, исчезает, оно становится деревом. Смерть семени становится жизнью дерева. Если бы семя защищало себя со словами: «Я боюсь — я могу умереть. Я не хочу исчезать. Почему я должно исчезать?» — такое семя обречено на гниение. В этом случае оно даже не останется семенем, не говоря уж о том, чтобы вырасти в дерево. Мы сжимаемся от страха смерти.

Я хотел бы сказать еще одну вещь, которая, возможно, раньше не приходила вам в голову. Только у того, кто боится смерти, есть эго, потому что это означает сжатую личность, твердый узел. Тот, кто боится смерти, сжимается внутри. Каждый в страхе смерти должен сжаться внутри, а каждый, кто сжимается, превращается в узел. Внутри этого человека создается комплекс. Чувство «я» — это чувство человека, боящегося смерти. Человек, который проникает в смерть, который не боится смерти, который не бежит от нее, который начинает проживать ее, — его «я» исчезает, его эго исчезает.

А когда исчезает эго, остается только жизнь. Можно сказать это так: умирает только эго, не душа. Но