Риц был убит в отместку за убийство Уолдо.
– Вы думаете, вам действительно это удастся?
– Я не расслышал.
– Доказать, что Рица убили в отместку за Уолдо.
– Как я уже говорил вам, все в этой жизни политика. Кстати, офицер Беренджер нашел в подвале дома какие-то старые фотографии. Думаю, из этого может выйти что-то полезное, несмотря на ваши идиотские действия.
– Вы ведь не очень расстроены смертью Фонтейна?
Маккендлесс встал и отошел от стула. Сонни сделал шаг назад и посмотрел себе под ноги. Он был словно глухим и слепым.
– Знаете, что меня радует? – спросил Маккендлесс. – В сложившейся ситуации мне гораздо легче его защитить.
– Но вы так легко поверили, что он был Франклином Бачелором. А ведь у вас есть только свидетельство Эдварда Хаббела, о котором я вам рассказал. Мне это не совсем понятно.
Маккендлесс посмотрел на меня долгим взглядом, в котором ничего невозможно было прочесть. Потом посмотрел на Сонни, который гордо поднял голову, словно солдат на параде.
– Расскажите ему, – велел Маккендлесс.
– Детектив Монро обыскал сегодня утром квартиру детектива Фонтейна, – сказал Сонни, обращаясь к ярко освещенному окну. – Он нашел в столе документы на имя майора Бачелора.
Если бы я не знал, как больно мне от этого будет, я рассмеялся бы в голос.
– Интересно, не нашел ли он коробки с записями.
– Никаких коробок с записями нет.
– Готов спорить, теперь уже нет, – сказал я. – Примите мои поздравления.
Маккендлесс пропустил мои слова мимо ушей. Может быть, они и не уничтожили бумаги. Может быть, Фонтейн утопил их в туалете страница за страницей, прежде чем мы подошли к его старому дому.
– Пока вы здесь, к вам не допустят журналистов, – сказал Маккендлесс таким голосом, словно зачитывал мне мои права. – Администрация больницы будет перехватывать все адресованные вам звонки, и я поставлю у дверей офицера, чтобы вас не беспокоили. Через час офицер Беренджер принесет вам на подпись ваши показания, основанные на ответах на мои вопросы. Ведь так, Сонни?
– Да, сэр, – отозвался Сонни.
– И вы можете заказать себе билет в Нью-Йорк на тот день, когда вас выписывают. Вас отвезут в аэропорт на патрульной машине, так что, как только закажете билет, сообщите об этом офицеру.
– И все это в интересах моей безопасности.
– Ведите себя осторожнее, – сказал Маккендлесс. – Выглядите вы, если честно, не очень.
– Рад, что был вам полезен, – сказал я.
Маккендлесс и Сонни направились к двери.
Я открыл журнал и попытался возродить в себе интерес к климаксу. Некоторые симптомы были на удивление знакомыми – обильное кровотечение, усиливающаяся боль, депрессия. Автор особо упоминал внезапные вспышки гнева против авторитетных личностей, которые напоминали внешне ушедших на покой цирковых бойцов. Я понимал, что надо Маккендлессу, но меня немного озадачивали его настойчивые намеки на то, что должно было непременно быть больше трех выстрелов. То, что я сказал, вполне удовлетворило его, но я никак не мог понять почему. Потом я стал беспокоиться за Алана. Протянув руку к телефону, я попытался позвонить в Центральную больницу, но оператор извиняющимся голосом сообщил мне, что по приказу полиции мне разрешено только отвечать на звонки. Я раскрыл «Молодую девушку» и прочитал, что современная молодая женщина выходит замуж примерно в том же возрасте, что и раньше. Я хотел было перейти к «Долголетию», когда молодой коренастый офицер просунул в дверь голову и сообщил, что заступает на дежурство.
Мы сразу узнали друг друга. Это был офицер Мангелотти. Если не считать отсутствия белой повязки на голове, выглядел он так же, как при нашей последней встрече.
– Но никто не сказал, что я обязан с вами разговаривать, – он посмотрел на меня с нескрываемой враждебностью. Складной стул скрипнул под ним, когда Мангелотти обрушил на него тяжесть своего тела.
4
